Сорок пять. Часть первая - стр. 28
«Неужели, – продолжал слуга, скорее грустным, чем строгим голосом, – вы заставите эту даму вторично бежать?» – «Сохрани Бог, – ответил я с почтительным поклоном. – Верьте, что я ни за что на свете не желал бы вас оскорбить».
Она ничего не отвечала и молча, равнодушно и холодно повернулась и, будто даже не поняв моих слов, стала спускаться неслышными шагами, как призрак, по лестнице, пока не скрылась во мраке.
– И все этим кончилось? – спросил Жуайез.
– Да. Слуга проводил меня на улицу, не переставая твердить: «Забудьте! Умоляю вас именем Бога – забудьте!» Я убежал, совершенно ошеломленный, в каком-то тумане, спрашивая себя, не схожу ли я с ума. С того дня я каждый вечер на той улице, и вот почему из ратуши я бессознательно направил шаги туда. Итак, каждый вечер я становлюсь у дома напротив, под маленьким балконом, прячась в тени. Один раз из десяти мне удается видеть свет в ее комнате… В этом теперь вся моя жизнь, все мое счастье!
– Это счастье?! – воскликнул Жуайез.
– Я лишусь и его, если буду домогаться другого…
– Но ведь ты сам себя губишь этой самоотверженной покорностью!
– Что делать! Зато я чувствую себя счастливым.
– Не верю, это невозможно!
– Почему? Счастье – вещь относительная… Я знаю, что она здесь, что она здесь живет, дышит одним со мной воздухом. Я вижу ее, или, вернее, мне представляется, что ее вижу сквозь эти стены. Если бы она покинула этот дом и мне пришлось бы снова пережить такие же две недели, как тогда, когда я потерял ее из виду, – я или сошел бы с ума, или постригся в монахи.
– Ну нет, черт возьми! Довольно с нас одного монаха и одного сумасшедшего в семье.
– Пожалуйста, Анн, без упреков и насмешек – то и другое равно бесполезно.
– Я и не думаю ни насмехаться, ни упрекать. Позволь мне только сказать тебе, что ты взялся за дело, как неопытный новичок, как школьник.
– Да не строил я никаких расчетов и комбинаций и вовсе не «брался за дело», а отдался чему-то, что выше моих сил. Когда человека уносит течением – не лучше ли покориться ему, чем бороться с ним?
– А если оно несет тебя в пропасть?
– Надо упасть в нее и погибнуть.
– Таково твое мнение?
– Да.
– Я держусь совсем другого мнения, и будь я на твоем месте…
– Что сделали бы вы?
– Во-первых, я знал бы ее имя, возраст… На твоем месте…
– Перестаньте, Анн, прошу вас! Вы ее не знаете.
– Нет, но я знаю тебя. Как, Генрих?! Ты располагал пятьюдесятью тысячами экю из тех ста тысяч, которые мне подарил на свои именины король…
– Они и теперь все целы, лежат в моей шкатулке.
– Тем хуже: не лежи они в шкатулке, эта женщина давным-давно была бы в твоих объятиях.
– О, Анн!
– Да нечего возмущаться! Обыкновенного слугу можно купить за десять экю, хорошего – за сто, отличного – за тысячу, а несравненного – за три. Предположим, что мы имеем дело с идеальнейшим слугой; представим себе олицетворение преданности – и, клянусь Папой, за двадцать тысяч он будет твой! Следовательно, у тебя осталось бы еще сто тридцать тысяч ливров, чтобы оплатить любовь идеальнейшей из женщин, отданной тебе в руки идеальнейшим из слуг. Генрих, друг мой, ты слишком прост.
– Анн, – отвечал со вздохом Генрих, – есть люди, которых нельзя купить, и есть сердца, купить которые не в состоянии сам король.
– Это верно, но зато нет и таких, которые не отдавались бы сами.