Sophia Isla. Доблесть маленькой души - стр. 19
В любом лабиринте присутствует хотя бы один выход, но в случае Джима их было два. Один выход – отдать свое тело Минотавру, второй – выжить.
И как бы ни было печально, мистическое стекло пропускало в мир живых ауру разгневанной грешной души.
В доме Крафтов стоял дух тьмы, под гнетом которого гнусные мысли, самые жуткие страхи и потаенные безнравственные эмоции овладевали детьми на четвертом месяце пребывания в комнате Джима.
Быстро выдыхаясь, детские умы стали тонуть в своих собственных страхах. Либо я, либо он – такой выбор встал перед ними в день очередного срыва.
Дети больше не могли закрыть глаз, ведь их сны вновь омрачились духом могил, запахом страха и знакомыми силуэтами со стеклянными немигающими глазами.
Нельзя винить маленьких людей за их страхи. Мы все чего-то боимся, и страх порой нарочито подталкивает нас в сторону неверной тропы.
После того как дети вновь стали просыпаться в холодном поту, визиты сочувствующих в одночасье прекратились. Всем без исключения было в тягость посещать проклятый дом, пропитанный отголосками пережитого кошмара. Корабль должен тонуть без экипажа – это закон не только самосохранения, но и здравого смысла. Дети бросили своего капитана, Джим остался на судне один.
И пока корабль тонул, лишь третьего июля чья-то невидимая рука собирала людей под этой крышей вновь, будто кто-то ворошил старую рану – воспоминание, которым так старательно люди надеялись переболеть. Беспричинное волнение и удушающая тревога не давали сомкнуть глаз отчаявшимся, пока все они не навестят Джим-Джима в его день рождения.
Пантомиму, нарушающую сакральную тишину, театральную постановку, вызывающую лишь немые вопросы, – вот что стали видеть Крафты в дне рождения своего мальчика.
Вездесущее притворство окружало их подобно надоедливой мошкаре. Все, что люди делали в этот день, они делали исключительно для себя.
Тем не менее все гостинцы для Джима Даниэль бережно раскладывал вокруг кровати, с которой его сын однажды встал в последний раз. Он делал это только для него: чтобы его мальчик знал и чувствовал, как его ждут и как сильно по нему скучают.
Мия отпускала чувства наружу, словно вольных смертоносных драконов, которые день ото дня рвали ее изнутри. Но Даниэль не мог отпустить своих, и иногда ему казалось, что внутри него гуляет ветер. Этим ветром было неизбывное горе, душившее его с наступлением темноты.
Когда-то в это время они с сыном делали ужин из национальных блюд таинственной Индии: фрикадельки под названием малай-кофта, карри и пакора, – особенно полюбившиеся Мие и Джим-Джиму.
Когда они беззаботно выбегали под небесные водные потоки, их с головой накрывала такая нужная прохлада ночи. Они собирали для мамы букет диких цветов, дома укладывали шелковистые волосы Джима и преданно ждали ее с работы на свой фамильный «поздний ужин».
Но теперь у мужчин рода Крафтов новая поздняя традиция: с наступлением темноты Даниэль окунается в мир Джима. Он бережно достает сделанные вместе с сыном карты, зажигает свечку и накрывает холодную ладонь мальчика своим теплом. Вот так, сплетением рук, они беззвучно помогают друг другу дышать.
Пустота заполнила каждый уголок Джима, но дома все оставалось неизменным: третье место за трапезой, щетка и гребешок, книга сказок Андерсена на письменном столе, место возле окна с прохудившимся, но зато шерстяным пледом… Все сохранилось на своих местах.