Сонет с неправильной рифмовкой - стр. 22
И стали мы встречаться – иногда она ко мне приедет, иногда я к ней. Все, конечно, культурно, как в старину – она в гостинице останавливается, я у нее в городе в хостеле живу. Кафе, конфеты, прогулки. Она меня с родственниками познакомила – чудны́е такие тети, отец вроде умер давно, она с тремя женщинами жила – мать, сестра ее и бабушка. Они еще какой-то веры были необычной, в церковь не ходят, но дома молятся, только без икон. Ну, я особо не расспрашивал, а она не распространялась. Сперва они вроде на меня так окрысились – какой-то пацан из провинции хочет у них сокровище их похитить, но потом подобрели. Ну а я чего – не бог весть какой умный, но не злой же, а это самое важное. Не пью, учусь хорошо, подрабатываю. Приезжаю весь из себя культурный: рубашка выглажена, форменные брюки, букетик, коробка конфет, – как будто из фильма про советскую молодежь, только что не комсомолец.
В общем, прокатались мы так друг к дружке полгода, а то и поболе, я ее со своими познакомил – тоже, похоже, понравилась. Ну и решили пожениться: вроде как все к тому шло, не свернешь. Мы однажды с классом в аквапарке были в Липецке. Знаете аквапарк? Бассейн горячей воды, бассейн холодный, ванна с пузырьками… И еще была там такая горка, вроде как раньше были на детских площадках, только те железные, а эта пластмассовая и вода внутри течет. Ты на нее залазишь по лестнице, садишься, раз – и поехал. И вот в момент, как ты покатился – всё, ты себе уже не принадлежишь и никак повлиять на происходящее не можешь, ты как пуля, выпущенная из ствола. Вот так я себя и чувствовал в этот момент – как будто все едет по накатанному, а ты вроде и сам едешь и сам на себя смотришь со стороны, как душа на тело, и повернуть не можешь, да и ни к чему.
Родители мои вместе с ее матушкой как-то сами со всем управились. Знаете, раньше было принято кредиты на свадьбу брать и вообще устраивать какой-то цыганский праздник – ну мы все вместе решили, что не надо нам этого. Сняли кафе в их городишке, мои приехали из Ельца, ее какие-то родственники, которых я первый и последний раз в жизни видел, тихо отпраздновали, как говорится, в узком кругу. Потом мы с ней вдвоем уехали на три недели в Крым, в Коктебель. На поезде, конечно. Потом поехали в Елец.
Ей уже учиться не нужно было, она делала вид, что работала – сидела за компьютером несколько часов в день, что-то рисовала такое. Как мы этот компьютер везли и потом затаскивали на пятый этаж без лифта – целая история была. А я доучивался у себя. Семейная жизнь – это, конечно, особенная вещь: все одногруппники после пар собираются кто куда – в кино или в спортбар хоккей смотреть, а я бегу домой, только по пути еще в «Дикси» заскочу за чем-нибудь. И знаете? Мне нравится. Хоть, может быть, и посмеиваются другие, что я в двадцать лет уже как в сорок, а мне все равно приятно, вроде как они еще мальчишки и не понимают ничего, а я уже взрослый такой мужик, со своей семьей. Только потом все вдруг раз – и переменилось.
Однажды ночью я проснулся случайно – и вижу: она не спит и так, облокотившись на локоть, лежит и на меня смотрит. В комнате светло, у нас фонарь был уличный как раз напротив нашего окна, чуть пониже, она еще любила вечером смотреть, как вокруг него мошки крутятся и бабочки. В общем, я лежу, глазами спросонья хлопаю, а она смотрит на меня, не отрываясь – без улыбки, без усмешки, а так просто, равнодушно, как на этих мошек. И так жутко мне стало в один момент – я вскочил, заорал, кажется, даже бросился в коридор. Потом успокоился, конечно, извинился, что ее напугал. Воды попил, лег спать, а заснуть не могу – все поглядываю на нее, не смотрит ли она. Ну а она отвернулась и спит себе.