Солнечный ветер - стр. 39
Когда вынесли третий или четвертый лот – панно из расписанного вручную старинного кафеля времен Австро-Венгрии, Даринка встрепенулась и толкнула локтем Влада. Назар с досадой дернулся в их сторону, внезапно вспомнив, что об этом лоте они говорили – хотели что-то подобное в свой особняк. И это означало неминуемое обнаружение их пребывания на аукционе.
Влад поднял ладонь, перебивая цену, и в этот момент Назар выровнялся на стуле, понимая, что сейчас она должна его увидеть. И даже не подозревал, что увидела она его гораздо раньше – слишком сложно не заметить человека, который минимум на полголовы выше всех остальных присутствующих в зале толстосумов, явившихся подправлять имидж в рамках статуса. Впрочем, за лотами он не гнался – это Милана тоже заметила.
Зато женщина, сидевшая справа от него, была очень активной. То шептала что-то ему на ухо, то соседу по другую руку. Сосед бодро торговался. Назар сохранял непоколебимость. Кафель остался за ними. А вот когда в зал внесли главный лот вечера – небольшую, но яркую картину с диковинными зверятами Марии Примаченко, аудитория оживилась.
И Давид оживился.
Давид, сидевший в первом ряду, вытаращившийся на нее не больше и не меньше, чем любой другой мужик в зале с той лишь разницей, что он с ней спал. Милана почти не обращала на него внимания, пока вела аукцион, но знала, что он заинтересован в этой конкретной картине. Когда накануне стало известно, что планируют выставлять на продажу, Давид сказал, что намерен приобрести ее в свою коллекцию, а коллекция его была довольно интересной даже с точки зрения ценителя, не то что обывателя, вроде Миланы.
Торги шли более чем активно. Цена то и дело поднималась, и каждый раз, когда ее партнер заносил для удара молоточек, отсчитывая время до заветного слова «продано», кто-нибудь из колеблющихся таки решался и называл новый потолок. Она продолжала улыбаться, наблюдать за происходящим, а сама с удивлением следила за неожиданно взбодрившимся Назаром, который тоже ни с того, ни с сего решил заполучить картину. Причем, похоже, всерьез – о серьезности его намерений говорило то, что в конце торгов они с Давидом остались один на один и их азарт начинал походить на схватку. И с какой стати – совершенно неясно. Где Назар, а где народное искусство?
Вот только в какой-то момент в глазах Давида она узрела досаду, даже раздражение. И поняла, что он сошел с дистанции. Оставался только Назар. За какие-то баснословные деньги купивший ярко-желтого пернатого зверя на полотне Примаченко. Он сам вообще понял, что сейчас сделал?
Но он не понял.
Ни черта не понял, кроме того, что эту картину действительно хочет. Все в ней было как оттуда, из детства, ничем не омраченного и совсем не прогорклого. Как когда у бабушки на коленях, а дед, которого он почти и не помнит – про звезды. И диковинных тварей, живущих только в сказках.
А еще ему очень хотелось, чтобы Милана видела – теперь он может позволить себе выложить баснословную сумму в отечественной валюте на престижном благотворительном аукционе. И живет он давно уже не из милости собственного родственника. Он сам по себе, и он ничуть не хуже, чем эти хлыщи в зале, понятия не имевшие, что такое – стоять по пояс в песке и глине и мыть янтарь. Он ничуть не хуже этого мужика на первом ряду, с которым они схлестнулись.