Солнечный удар. Критика апокалиптического разума - стр. 8

Увы, парадокс состоит в том, что застывшее осевое время приобретало императивность, но прямо пропорционально утрачивало влияние. Раз состоявшись, оно превратило собственное дело в назидание и утрачивало всякие шансы вернуться. Кризис 20-х годов XXI века ставит мыслящее сообщество перед дилеммой: либо старое осевое время утратило свою силу, либо оно вернулось, а потому нужно встать вровень с его задачами. Перемена хода времени отразилась в сложной взаимосвязи пандемии коронавируса с новой «великой депрессией» в экономике и климатической аритмией сезонных циклов в природе.

Экономика как теория и практика на протяжении столетий сводила время к хронометражу, к отрезкам и делениям. Тем самым время укрощалось и подвергалось цензуре. Делалось это, чтобы было неповадно рассматривать его как целостность. При ближайшем рассмотрении трудно не заметить в этом осуществление старой олимпийской установки, связанной с тем, чтобы держать Хроноса как можно глубже в Тартаре, на самом его дне. Хронос никогда не должен демонстрироваться целиком, а только по частям, чтобы каждая составляющая выступала в роли боевого трофея.

Даже понятие потока, восходящее к Анри Бергсону и взятое на вооружение Жилем Делезом, было не способом обрести эту целостность, а растянутым мгновением, тем самым, которому Гете вместе со всей культурой модерна приказывал остановиться. Уже сейчас видно, что кризис 2020 года стал небывалым с точки зрения перемены отношения к времени, к будущему. Время уже невозможно предлагать в форме фьючерса, ибо этот фьючерс, даже будучи объединен с такими субстанциями земли, как нефть и газ, приобретает отрицательные значения. Отсюда один шаг до того, чтобы отказаться от всей системы, где время – это деньги, то есть побочный продукт применения главного механизма, делящего все и вся. Время становится ключевой темой исследования культуры. При этом культурология современности превращается в метеорологию времени.

Достоянием метеорологии времени оказывается описание трудноуловимых перемен погоды: вихрей, уничтожающих пляжи и биржи, дождей, подмывающих города и устои, солнечных процессов, из-за которых дискредитируются знаменитости и возвеличиваются микробы. Все это делается при минимизации отсылок к моментам, порциям, фрагментам, к анализу эпох и периодов, на котором раньше строились все без исключения жизнеописания времени. Трудно не заметить, что перед нами открывается невероятный шанс для видоизменения всех точек зрения на мир. Другой шанс, на который нельзя не обратить внимания, связан с тем, что экономика, в виде теории или практики, уже не справляется с функциями «метафизики». Такое не снилось не только Марксу, но даже и Ленину.

Важным эпизодом в прежнем укрощении времени, столкнувшемся сегодня с непреодолимыми препятствиями, было отождествление познания с установлением дистанции. Отмерь расстояние, не позволяющее тебе сливаться с твоим объектом, и в качестве бонуса вместо резонанса с ним ты получишь знание о нем.

Пример того, как это делать, подала трагедия, если верить Ницше, зафиксировавшая свою дистанцию от музыки. Потом была философия, которая противопоставила себя мудрости. За ней последовала живопись Кватроченто, в которой применялась линейная перспектива, позволявшая изъять себя из мира, симулируя взгляд абсолютного наблюдателя. Из этого взгляда возникло все то, что стало называться «наукой».