Солнце и луна, лед и снег - стр. 18

– Если хочешь просидеть всю жизнь у огня, как старуха, это твое дело, братец, – высокомерно произнес Аскеладден. – Но я выбираю иной путь, тот, что приведет меня к богатству и славе.

– Это прирожденное право третьего сына! – поддакнула Фрида.

– Прекрасно, когда твой взгляд устремлен к хрустальным башням и золотым тронам, – тихо проговорил Ханс Петер. – Но сначала неплохо бы посмотреть, что обитает внутри этих башен, что сидит на этих тронах. Каждый дворец нуждается в основании, Аскеладден. Убедись, что твой дворец стоит не на человеческих костях.

С этими словами он поднялся на ноги, двигаясь медленно, с трудом, словно древний старик. Остальные домочадцы в ошеломлении наблюдали, как он добрался до лестницы и исчез в темноте наверху.

– Он спятил, – негромко сказал Аскеладден спустя мгновение.

– Ему больно, – яростно отозвалась ласси. – Ему больно, а вам и дела нет.

Она все еще стояла, стиснув кулаки. Ролло замер рядом, прижавшись к ее бедру, не зная, как утешить обожаемую хозяйку.

– Пика, пика, – мягко отозвался Ярл. – Мне-то не все равно. Но мы ничего не можем поделать. – Он печально улыбнулся младшей из своих детей. Затем обернулся к Аскелю, и улыбка погасла. – Я никогда не слышал от твоего брата безумных речей…

– До сих пор!

Ярл резко вскинул руку, призывая Аскеладдена к молчанию:

– Я никогда не слышал от твоего брата безумных речей. Советы его всегда дельны, и он знает о мире гораздо больше, чем я могу надеяться узнать. Ты должен прислушаться к его словам.

– Ярл, не говори ерунды! – Фрида стукнула по столу костлявым кулаком. – Ханс Петер ни на что не годен, а мой Аскеладден – сильный и храбрый мужчина. Он прекрасный охотник, и если он говорит, что одолеет исбьорна, то так тому и быть!

– Спасибо, матушка! – надменно вставил Аскеладден. – Я думаю, сейчас мне следует поспать. Отдохну, пока вьюга не утихнет, а затем отправлюсь выслеживать медведя.

– Отличный план, сынок, – сказала Фрида. – Вот, поешь еще мяса и хлеба с сыром. Тебе надо подкрепиться. А завтра перед уходом я соберу тебе мешок да положу побольше сушеного мяса и сыра с хлебом.

– Ты об этом пожалеешь, – сказала ласси.

Она обращалась к Аскелю, но не знала, услышал ли он. Взгляд ее был прикован к маленькому окошку возле двери. Когда Аскель вошел, ставня распахнулась, и ласси еще не закрыла ее. Натянутая на раму пропитанная жиром оленья шкура и в ясный-то день еле пропускала свет, но теперь девушке казалось, будто она видит сквозь нее вьющийся снаружи снег. В вихре снежинок ей чудились неясные формы громадного исбьорна и шаркающая фигура тролля.

– Ты об этом пожалеешь, – повторила она почти шепотом. – Мы все пожалеем.

Буря бушевала вовсю, но, когда небо прояснилось, чистый снег лег на землю нетронутым манящим ковром. Аскеладден испытал лыжи и нашел, что морозец сделал снег идеальным для похода. Он нагрузил заплечный мешок едой, болтами для арбалета и ножами, привязал сам арбалет снаружи и весело помахал матери на прощание. С тех пор прошло уже три дня, и даже Фрида начала волноваться.

Ханс Петер сидел у огня и ни с кем не разговаривал, даже с ласси, когда она заставляла его поесть хоть немного. Ел он неохотно и за все это время не вырезал из дерева ни единой вещицы. Ролло сидел рядом, положив голову Хансу Петеру на колени. Молчание старшего сына действовало на всю семью и еще больше усиливало повисшую в воздухе отчужденность.