Соль земли - стр. 75
– Да мы уж знакомы! Но для порядка можно познакомиться еще раз, – усмехнулся Лисицын и подал руку Максиму.
– Где вы его зацепили, Михаил Семенович? – спросила Анастасия Федоровна.
– Сказать вернее, он меня зацепил. Мы в сельсовете в «летнем зале» спор о землях вели. А они с секретарем райкома в этот час и подъехали. Ну, того, конечно, кум мой, Мирон Дегов, сразу в полон взял. А Максим Матвеевич подошел ко мне, спрашивать стал о наших таежных делах… Уля, где мать-то? Надо стряпню-то пошевеливать.
– Знаем, тятя, без команды, что делать, – лукаво взглянув на отца, отозвалась Ульяна.
– Это Максим, подружка моя, Уля. Охотница, студентка, певица и, как видишь, красавица, – сказала Анастасия Федоровна, когда Максим поднялся на крыльцо.
– Вы уж наговорите, Анастасия Федоровна! – зарделась Ульяна.
– Садитесь, Максим Матвеич, – пригласил Лисицын, вынося из дому окрашенную в голубой цвет табуретку.
Максим ласково посмотрел на жену.
– Ну, встреча!.. Не ожидал, Настенька, не ожидал…
– А у меня, знаешь, Максим, сегодня с утра сердце екало. Мы с Улей слышали, как машина прошумела. Я даже к воротам побежала посмотреть, да было уже поздно.
– Судьба! От судьбы не уйдешь, – поглядывая то на Максима, то на Анастасию Федоровну и разводя руками, произнес Лисицын.
– Судьба? – засмеялся Максим.
– По моим соображениям, – многозначительно посмотрев на Лисицына, сказала Анастасия Федоровна, – это хорошая примета, и сулит она нашим делам полную удачу.
– Уж это так! – поддержал Лисицын.
– Да у вас заговор какой-то! Что же делать нам с Улей? – засмеялся Максим.
– Улю не трогай. Она в союзе с нами, а вот о себе подумай, – сказала Анастасия Федоровна.
– Ты загадками говоришь, Настенька.
– Это все шутки, Максим, а если всерьез, то у нас с Михаилом Семеновичем есть предложение, – помолчав, заговорила Анастасия Федоровна. Она отложила нож и отодвинула от себя разделанную рыбу. – Ты что-нибудь о Синеозерской тайге знаешь?
– Кое-что слышал.
– А я только сегодня оттуда, Максим. Более красивых мест я не встречала!
– Мест красивых много, Анастасия Федоровна, – вступил в разговор Лисицын. – Есть по Улуюлью места не хуже Синего озера, а вот таких же обильных мест больше нету. С молодости я приметил, что плодиться и зверь и птица собираются в эту тайгу. Вначале никак я не мог понять, за что живность любит Синеозерскую тайгу, а потом раскумекал: тишь, глушь, богатые корма и местность отменная. Все тут есть: и вода, и травянистый дуг, и чащоба, и разнолесье. Молодь, как появится на белый свет, обучится тут житейской премудрости и потом уж – айда кто куда хочет! Раньше, еще при старом режиме, мы как охотились? Бей, стреляй. Ты не убьешь зверька – другой его пристрелит. А по нонешним временам так охотиться нельзя. Зверь и птица счет имеют. Начни их выбивать без оглядки, на нет переведешь. Нынче охотишься, а сам думай: а кого тебе придется на будущий год добывать?
Лисицын передохнул, вытащил из кармана широких серых штанов записную книжку в затертых корочках и, полистав ее, начал выкладывать свои подсчеты прироста «таежной живности» в случае, если Синеозерскую тайгу сделать заповедной.
Максим слушал Лисицына, всматриваясь в его облик. Наверное, охотник многим показался бы человеком примитивным. Но это было не так. Лисицын говорил убежденно, и Максим чувствовал, что все его мысли выстраданы за долгие годы большой и трудной жизни, все он не раз подсчитал, взвесил в часы долгих раздумий. Вспомнился лесообъездчик Чернышев. У того тоже была своя горячая мечта.