Сокровище чародея - стр. 19
«Ёфур оказался недостоин», – с тоской подумала Бера и яростно высекла из кремня искру. Первая лампада стыдливо затеплилась, запах масла усилился.
«Никогда больше не буду столько пить», – спрятав кремень в выемку в нише, Бера разожгла от первой остальные лампады, сложила руки и, опустив очи долу, взмолилась предкам:
– Простите мне мой буйный нрав и непокорность, простите, что в моей крови сильны чужие традиции, но так сложилась судьба. Молю только об одном: в наказание за осквернение дома не сводите нить моей судьбы к браку с Кнэфом. Знаю, стражное дело не женское, но я приношу пользу, я защищаю ваших потомков, а род продолжит мой брат, он не однолюб, как отец, и обязательно возьмёт несколько жён и наложниц, чтобы семья наша ширилась и процветала.
Из глаз Беры вытекли скупые слезинки, она оглядела каждую из сорока восьми урн предков, поклонилась до земли и потащила амфору в погреб.
Греть воду было решительно некогда, Бера накачала из колонки ледяной воды, наполнила кадку в холодной бане. Мурашки топорщили кожу Беры, пока она готовила себе страшную кару и закапывала душистые цитрусовые настойки в воду: что угодно, только бы смыть с себя запах Кнэфа, вытравить малейшие следы его прикосновений.
Точно на казнь Бера поднялась по деревянным ступенькам лесенки и, набрав в лёгкие побольше воздуха, нырнула в обжигающую влагу. Волны плеснулись на голубые плиты. Бера вскрикнула, отдышалась и нырнула с головой.
Из кадки она выскочила мокрая, окончательно протрезвевшая и слегка шальная.
«Может всё не так уж плохо. – Стиснув зубы, Бера торопливо растирала полотенцем побелевшую кожу. С волос текла ледяная вода, вызывая новые волны мурашек. – Зато я узнала, что Ёфуру нельзя доверять. Было бы хуже, если бы он предал меня, когда мы стали семьёй… Да, всё к лучшему. Ну кроме того, что я спуталась с Кнэфом… и угораздило же!»
Бера глянула на кадку с водой и лужи на полу, махнула на это рукой и поспешила в пиршественный зал – именно там предстояло самое страшное.
Откровенно говоря, страшно было не только там, но и на кухне. Только на кухонный беспорядок слуги жаловаться не будут, так что Бера принялась сносить грязную посуду и объедки туда. Бегала она так же резво, как в своё время уносилась от повара с плюшками, и даже посмеивалась над тем, что сейчас не с кухни уносит, а таскает туда.
Стол и стулья тоже легко встали на место.
Труднее было с погребом.
Положа руку на сердце – Бера боялась туда спускаться. Боялась больше среднего кошмара и даже почти как кошмара большого.
Необходимость торопиться помогла Бере раскрыть запретные створки на лестницу в сокровищницу отца.
«Не убьёт же он меня», – справедливо заметила Бера, выглядывая в сумраке следы разорения.
«Надо фонарь взять», – она хлопнула себя по лбу и сморщилась от головной боли. Развернулась.
Тонкий звон наполнил коридоры и комнаты.
Ленту надвратного звонка родители перед отъездом соединили с общедомовой сетью колокольчиков, чтобы Бера могла и без слуг узнать о гостях.
У Беры упало сердце: «Неужели родители вернулись? Да если ещё с родными невесты – вот это позор! – она метнулась во внутренний холл. Вспомнила ещё страшное. – Я же дверь в воротах не заперла, отец меня убьёт за безответственность!»
Подхватив подол, шлёпая босыми ногами, Бера пробежала через коридоры и холл, в два прыжка преодолела полукруглое крыльцо и понеслась по вымощенной овальными плитами дорожке к воротам, чтобы успеть открыть прежде, чем отец толкнёт створку и обнаружит её незапертой.