Сокровище чародея - стр. 12

– Я же сделал, что ты хотела, – прорычал Ёфур. – Сказал всё… – В его груди вспыхнула надежда. – Бера так просто не сдастся, моих слов мало, чтобы она ушла. Я ещё нужен тебе.

– Если она не уйдёт – тогда и поговорим. – Амизи скрестила руки на спинке софы и наблюдала за своими зверями.

– Одежду верни, – процедил Ёфур и, прижавшись спиной к стене, ощупал решётку на окне, сдвинул засов.

– Сам возьми, – промурлыкала Амизи.

– Тварь, – плюнул Ёфур и распахнул решётку.

Видя, что добыча ускользает, лев и львица двинулись вперёд. Швырнув в них стол, Ёфур вывалился в сад, вскочил и задвинул решётку. С той стороны ударили мощные лапы, послышался разочарованный рёв зверей и звонкий весёлый смех Амизи.

Садик возле дома был маленьким, с редкими кустиками. Высокая стена закрывала его от прохожих. На бельевых верёвках слабо колыхались шёлковые одеяния Амизи: багряные, изумрудные, жёлтые, расшитые цветами и завитками – все они, вплоть до платков, были явно женскими.

«Неужели придётся возвращаться домой голышом?» – Ёфур посмотрел на решётку, подрагивающую от удара лапой.

Намотав вокруг бёдер алую накидку, он постучал в дверь с надеждой всё же получить одежду: красивые женщины часто бывают капризны и отходчивы. Но Амизи не открыла.

Через полчаса безуспешных просьб Ёфур, проклиная всё на свете, полез на окружавшую сад стену.

***

– Просыпайся. – Стоять на одной ноге было неудобно, но Бера ещё раз пнула Кнэфа.

Тот заворочался среди перьев, уткнулся лицом в подушку, марая её подводкой для глаз.

– Вставай! – Бере не понравились истерические нотки в собственном голосе.

Перевернувшись на спину и приоткрыв глаза, Кнэф сжал виски:

– А, это ты?

Меч в руке Беры дрогнул, она приставила острие к бледной жилистой шее Кнэфа со следами царапин:

– Расскажешь о том, что тут было – убью.

– А о том, что было в трактире и в переулке за ним – можно? – болезненно поморщился Кнэф.

От злости у Беры заскрипели зубы:

– Ты…

– Что – я? – Кнэф повернулся, и ей пришлось сдвинуть меч, чтобы не вспороть проклятому чародею горло. – Ты бы попить принесла, а? Во рту сушит, сил нет.

– Убирайся, – прорычала Бера.

Остриё прошлось по челюсти Кнэфа, из царапины выступили четыре бисеринки крови. Вытирая их, Кнэф смотрел на Беру с презрением:

– Мне будешь мстить за то, что Ёфур предпочёл Амизи? Глупо.

– Нет. – руки Беры тряслись. Кнэф осторожно отвёл остриё от шеи. Бера не могла унять дрожь от захлестнувшей её ненависти к себе – и к Кнэфу: за то, что видит её в таком состоянии, видел её рыдающей, слабой, разбитой, за то, что утешал и говорил: «Давай, поплачь, как нормальная девушка, и всё пройдёт», за искренность похвалы его мужской силе и повод её произнести. – Ты не должен был… пользоваться моей слабостью.

Отведя взгляд, Кнэф покачал головой. Проскользнув мимо меча, поднялся:

– Я не обязан за тебя думать, леди Бера. Если женщина себя предлагает – это не вина мужчины.

Вытряхнув из волос белые пёрышки, Кнэф почесал живот, ничуть не стесняясь наготы. А Бера с особой остротой ощутила, что стоит перед ним в чём мать родила. К её лицу неожиданно прилила кровь, хотя смущаться было поздно: за ночь Кнэф успел основательно изучить её тело.

Кнэф оглядел пол и вышел. С мечом наготове Бера ринулась за ним.

Дверь её комнаты выходила в коридор, опоясывающий по второму этажу внутренний квадратный холл, стеклянную крышу которого поддерживало шестнадцать колон. В фонтане в середине холла плавало надкушенное яблоко. В углублении сакрария перед урнами предков не горели лампады, отчего озарённое тусклым светом помещение казалось мрачной пещерой.