Сокровища Гипербореи - стр. 5
– Гера, плесни-ка еще разок, видишь, вроде очухался!
Голос сверху был удивительно писклявым, но видимо не в тембре было дело – звякнуло ведро, и поток воды вновь захлестнул меня.
На этот раз я задержал дыхание и широко раскрыл рот. Затхлая вода отдавала ржавым железом, но после пары глотков в голове немного прояснилось, хотя затылок ныл так, будто его зажали в огромные тиски.
Стоически переждав очередной ноющий спазм, я открыл глаза.
Надо мною, упиваясь своим выигрышным положением, покачивался с пятки на носок обладатель новых ботинок.
Худющий, как сушеная вобла, он пропищал:
– Очнулся? Гера, кличь народ! Хватит им с кустов пылюку сбивать.
Сбоку выросла фигура давешнего увальня:
– Петрович, а… этот как же?
– А что с ним станется? Ты же видишь – дохляк! Не скоро оклемается. А чуть рыпнется, так я ему из пистоля третью дырку промеж глаз спроворю!
Они оба довольно заржали и Гера захлопнул за собой дверь. Наступившая тишина лишь изредка нарушалась стуком капель о жестяное дно ведра. С каждым стуком секунды отпущенного мне времени таяли безвозвратно, и вместе с ними так же стремительно таяли мои шансы на благополучный исход.
Стиснув зубы, я многократно участил пульс, жутко взревел, и со всей проворностью, на которую может быть способен обреченный, вскочил на ноги.
Худосочный Петрович не успел вскинуть свой «пистоль» системы Макарова, как я с короткого замаха, но очень сладостно саданул его под ухо. Очки с него улетели куда-то вслед за пистолетом, и он, испугав меня неестественно вывернувшейся головой, рухнул лицом на пол.
Уголок конверта, торчащий из кармана пиджака Петровича, породил в моей напрочь разбитой голове небезынтересную мысль. Похоже было, что бесконечные удары по голове оказывают на нее самое благоприятное воздействие – ко мне вернулось не только странное спокойствие, но и способность здраво мыслить. Конверт перекочевал в мой карман, и я принялся приводить Петровича в чувство.
Не сразу, но он все же подал признаки жизни. Размазывая кровь по разбитому об пол лицу, он остановил плывущий взор на моей приветливой физиономии, и в зрачках его близоруко сощурившихся глаз стал шириться ужас.
Я подобрал оброненный им пистолет:
– Ну?!
Но мой потрясенный оппонент, отъехавши в спасительный для психики мир, все еще находился в несогласии с реальностью. Он вращал округлившимися глазами по сторонам, не желая смириться то ли с удручающей действительностью, то ли с чувством острой сосущей тоски по сменившейся на сцене декорации.
Мое состояние тоже было не из лучших, но кое-что из спецкурса по психоанализу я все же помнил – впечатлительных субъектов из невменяемого состояния проще выводить искренностью демонстрируемых намерений.
Наотмашь хлестнув его по лицу, я решительно передернул затвор пистолета и жестко, кроша зубы, сунул ствол в его рот:
– Повторять больше не буду, один вопрос – один ответ. Кто послал?! С какой целью?!
Сеанс психотерапии удался. Рассеченные губы искривились, волна животного страха прокатилась по его лицу, и стуча раскровенившимися зубами о ствол, он что-то прохрипел.
Я переставил пистолет к переносице:
– Говори…
Сводя зрачки к дульному отверстию ствола, и не отрывая от него полных робкой надежды глаз, Петрович торопливо защебетал.
По поводу меня, как оказалось, хлопотал некий господин, в определенных кругах известный как Грек. Человек с большим весом в этих кругах и с немалым капиталом. Навещая иногда Отечество, Грек предается утехам в любимом своем детище, в казино «Венеция», куда и должны были доставить меня его молодцы. А хлопотал Грек по поводу моего наследства. Якобы завещанного мне предком, неким князем.