Сокровища Гипербореи - стр. 14
* * *
Прозвучала просьба пристегнуть ремни и в проходе снова появилась та очаровательная дева с волнующими округлостями. Грациозное дефиле хорошенькой стюардессы никого не оставило равнодушным. Она дарила пассажирам обворожительную улыбку от «Air France», и выявляла среди пассажиров нарушителей правил – полет подходил к концу.
Самолет тряхнуло, и взревев двигателями, он покатился по полосе, подрагивая всей своей огромной тушей. Все утонуло в истерических аплодисментах.
Надо полагать, что традиция радостно хлопать в ладоши всякий раз после удачного приземления этих Боингов, Бомбардье и Эйрбасов, зародилась в России после того, как был уничтожен сверхнадежный отечественный авиапром. Воистину, если по Пушкину, гений – это парадоксов друг, то по мне, сегодняшняя Россия есть самая закадычная подруга этих самых парадоксов
После получения багажа я вышел в зал прилета. Из потока никчемных мыслей меня вывел худощавый молодой человек, в летнем светло сером костюме. Он уверенно направлялся ко мне, по одному ему известным признакам выделив меня из толпы прибывших пассажиров.
– Андрей Николаевич? Здравствуйте! Я Александр Попов, секретарь консульства. Лавров попросил встретить Вас.
Лавров?! От такого неожиданного реверанса с его стороны у меня чуть чемодан из рук не выпал, но Попов предупредительно завладел моим багажом и вскоре мы выруливали на дорогу в Париж.
Номер для меня был забронирован заранее. Но, когда Александр остановил машину, я мысленно присвистнул – ведомство генерала Задорожного не очень экономило на накладных расходах.
Здание отеля с великолепным, в стиле «барокко», фасадом находилось в центре города. Мощные атланты держали входной козырек на увековеченных в мраморе плечах. Козырек над входом тоже поражал белизной мрамора и монументальностью, но лица атлантов нельзя было назвать изможденными. Будто от появления на свет они мечтали об уготованной им участи.
Попов вручил мне мобильный телефон с французской SIM-картой:
– Для связи со мной, мало ли…
И пока я вдумывался в это сакраментальное высказывание, он пожелал мне приятного отдыха, и укатил по своим делам. Оставшись один, я наконец, полной грудью вдохнул воздух европейской столицы куртизанок. Париж…
Пожалуй, не будет нескромным преувеличением если я скажу, что с молоком моей мамы, преподавательницы французского языка, я вобрал в себя культуру, обычаи и язык родины Оноре де Бальзака и Антуана, который все еще Экзюпери. Так что сейчас в моей голове звучал разудалый канкан Жака Оффенбаха, и мне жутко не терпелось ощутить на себе томное внимание «беспечных парижанок».
В открытую швейцаром дверь я вошел с полной готовностью.
Но просторный вестибюль, был, увы! – практически пуст. Из всех кресел, в обилии расставленных по просторному холлу, заняты были лишь те три, что находились под огромной пальмой в центре. Молодой человек латиноамериканской наружности внимал каждому слову сидящего перед ним вальяжного господина.
Он был очень стар и бел, как лунь. Седые белые волосы, белое лицо, слегка оттененное красноватым загаром, белесые брови и такие же бесцветные ресницы. Даже зрачки его были блеклыми, как серое осеннее небо, а единственным темным пятнышком на лице была крупная родинка под правым глазом.
Эти двое мимолетными взглядами отметили мое появление и вернулись к тихой беседе. А тот, третий, что развалился в кресле с краю, как схватил газету при моем появлении, так и сидел с нею, уткнувшись во что-то интересное.