Социальная справедливость и город - стр. 47

Если ресурсы означают разные вещи для разных людей, как мы можем измерить их влияние на реальный доход индивидов и разработать политику размещения по отношению к ним таким образом, чтобы достичь заданной цели перераспределения дохода? Эту проблему можно частично разрешить, если мы отделим ресурсы, важность которых признается всеми, от тех, которые ценит только какая-то часть населения. По крайней мере, с первым типом можно обращаться так, будто работает правило единогласия. Можем мы идентифицировать такие группировки или нет – это эмпирический вопрос, на который нет простого ответа. Можно предположить, например, что в эту категорию попадут жилищные условия и услуги здравоохранения. Но даже в этих категориях будут не разительные, но значимые различия в культурных ценностях. Низкодоходные группы, например, часто очень тесно идентифицируют себя со своим жильем, и психологические издержки переезда для них намного больше, чем для мобильного высшего среднего класса. В результате ведомые благими намерениями, но культурно нечуткие планировщики из среднего класса могут (через проекты реконструкции жилья и т. п.) добавить издержек низшим в социально-экономическом плане группам (Duhl, 1963, 1939). История с обеспечением бедных районов службами психологического здоровья также показывает, как неподходящие услуги могут быть следствием ошибки группы планировщиков, в основном принадлежащих к среднему классу, в их оценке потребности другой социально-экономической группы в услугах определенной субкультуры (Riessman et al., 1964).

Следовательно, отождествление реального дохода с распоряжением ресурсами ведет нас к тупику, потому что культурные различия в разных группах населения затрудняют измерение реального дохода. Очень хотелось бы на этом этапе размышлений вернуться к простейшей концепции дохода как денежного дохода. Этого я делать не буду, потому что проблемы, заключающиеся в этом тупике, достаточно реальны и весьма релевантны для нашей городской системы. Если мы не разберемся с ними, мы отбросим все надежды найти стабильную основу для принятия социально значимых решений. Но есть и еще более глубокие фундаментальные вопросы, к которым нас подводит этот стиль размышления. Постоянно реорганизуя стимулы в городской системе, мы подталкиваем постепенный процесс культурной эволюции. Эволюции по направлению к чему? Один из способов убедиться, что субкультура не придает никакой ценности открытому пространству, – это отказать субкультуре в опыте открытого пространства вовсе. Эволюция городской системы, нравится нам это или нет, может привести к масштабной сенсорной депривации в отношении определенных феноменов (таких, как чистый воздух, природа и пр.) и слишком навязчивому присутствию других (таких, как вереницы пригородных домов, загрязнение воздуха). Поэтому в долгосрочной перспективе мы должны принимать решения относительно роста города, исходя из ряда приоритетных культурных ценностей, которые мы хотели бы сохранить или приумножить. Если мы не будем этого делать, то станем свидетелями появления новых культурных ценностей и, если сохранятся нынешние тенденции, это может привести к насильственным конфликтам и, возможно, к окончательному социальному саморазрушению. Человечество не может оставаться невосприимчивым к изменениям окружающей среды, которые само же и производит. Поэтому стоит напоминать себе время от времени, что “вопрос на перспективу состоит не в том, какого рода окружающую среду мы хотим иметь, а какого человека мы хотим получить” (Sommer, 1969, 173).