Социальная справедливость и город - стр. 46

и эти когнитивные навыки, в свою очередь, влияют на ценность ресурсов для данного индивида.

Подобным же образом мы можем предположить, что культурные ценности находятся под влиянием (среди прочего) возможностей, создаваемых городской средой. Культура развивается частично путем “специфического структурирования ситуации, в которой индивиду предлагается какой-то стимул, и специального структурирования ответа, который может быть дан на этот стимул” (Smithet. Al., 1956, 25; см. также: Klukhohn, 1954). Так что мы можем трактовать культурную эволюцию внутри городской системы отчасти как процесс реорганизации физических и социальных стимулов, которые в ней содержатся. Дизайнеры окружающей среды (например: Sommer, 1968) отметили бы важность физических стимулов в определении образцов поведения, что не говорит о том, что они являются единственными стимулами для культурных изменений, как полагают некоторые наивные средовые детерминисты. Давайте теперь рассмотрим, как это соображение поможет нам понять культурную динамику городской системы. Большинство решений, принимаемых относительно пространственного планирования городской системы, вероятно, принимаются небольшими и влиятельными олигопольными группами (или при их настойчивом давлении). Эти группы, следовательно, переопределяют физические стимулы (скоростная дорога там, электростанция здесь и т. п.) для больших масс плохо организованных людей. Небольшая кучка влиятельных субкультур в городской культуре определяет систему стимулов для всех других субкультур. Большинство субкультур в городской системе плохо контролируют различные конфигурации стимулов (визуальных, кинестетических, социальных и т. д.) в разных частях городской территории, что, вероятно, создает достаточно резкие культурные различия. То, что может произойти, демонстрируется опросом об отношении к загрязнению воздуха в Сент-Луисе: в пригородных районах заметна очевидная обеспокоенность загрязнением воздуха, а в центральных районах, где проблема стоит наиболее остро, мнение на этот счет слабо сформировано. В центре города настолько много других проблем (безработица, недостаток жилья, зон отдыха и т. д.), что негативные стимулы от загрязнения воздуха практически не замечаются. Формирование установок, таким образом, зависит от определенной конфигурации стимулов, существующих в определенном городском контексте. Когда развивается культурное разнообразие и образуются барьеры для передвижения, культурное расслоение в городской системе идет полным ходом (Thompson, 1965, 106). Культурные установки у жителей центра всегда отличались от установок жителей пригородов, и нет ощущения, что различия эти стираются. Поэтому мне трудно принять тезис Маркузе (Маркузе, 1994) о том, что культурные ценности становятся все более однородными (и поэтому общество лишается сил, стремящихся его изменить), или эквивалент этого утверждения в отношении пространственной формы, когда “одномерный человек” поселяется в том, что Мелвин Уэббер назвал “пространством городского не-места” (Webber, 1964). В городской системе действуют мощные силы, способствующие культурному разнообразию и территориальной дифференциации.

Следствия этого заключения представляют интерес. Во-первых, любая теория перераспределения реального дохода должна включать кросс-культурные сравнения. Во-вторых, решения о размещении и распределении благ и услуг в городской системе – Парето-несопоставимые. Поэтому весьма проблематично сравнивать ценность, скажем, открытого пространства в разных частях города. Разные группы будут проявлять разную степень гибкости в отношении использования открытого пространства, а некоторые группы могут не выразить интереса к его использованию вовсе. Соответственно, обустройство больших парков для жителей центральных районов, которые могут (возможно) не быть технически оснащены или культурно мотивированы для использования этих парков, не принесет им никакой пользы с точки зрения перераспределения дохода; на самом деле это все равно что подарить машины для производства мороженого индейцам бора в Бразилии.