Сочинения. Том 1 - стр. 56
Ich streben
Умирать хорошо в ясном сознании, когда можно произнести что-нибудь наподобие «ich streben» и попросить шампанского (памятуя о том, что смерти нет). И попросить шампанского.
Шампанское – неудачный пример. Определенно шампанское – неудачный пример. Но слов из песни не выбросишь. В России в особенности. В России слова врезаются в память намертво.
В России можно изъясняться на языке одних только пословиц и поговорок. Пословиц и поговорок. Пословиц и поговорок. Пословиц и поговорок.
При неукоснительном соблюдении логики, смысл, подчас рассыпается как карточный домик.
Так устроена жизнь.
Тем интересна.
Из истории кораблекрушений
В истории кораблекрушений известен случай столкновения океанского судна с… паровозом.
Как это стало возможным?
Большой океанский лайнер вошел в генуэзский порт и приступил к швартовке. Как раз в этот момент маневровый паровоз подкатил несколько вагонов под разгрузку прибывшего корабля. Завершив свой маневр, паровоз направился дальше. Рельсы проходили у самого края причала, и выступающая над причалом корма лайнера преградила паровозу путь так внезапно, что машинист не успел затормозить. Произошло столкновение, в результате которого паровоз был серьезно поврежден; повреждения получил и лайнер.14
Подкидной дурак
Из всех карточных игр Алеша Ягнатьев предпочитал подкидного дурака. Он находил эту игру не пошлой, но нежной.
Подкидной дурак – это густые, сочащиеся трелями цикад и приведениями лиловые вечера на даче, и остро пахнущие копченостью купе в поездах дальнего следования, и грядущая безмятежная старость в окружении тихих голубоглазых внучат в одинаково белых панамах.
Прелесть, как хорошо.
Канотье
Приходит на ум канотье. Хоть не цилиндр, Слава Богу.
Арик Шуман
Арик Шуман, как вы помните, любил преферанс.
Не смотря на общность интересов, Ягнатьев и Шуман были антиподами. Кажется, я уже говорил об этом, но мне важно, чтобы вы, вслед за автором, не теряли сути.
Убрать! Ибо это уже вектор сюжета. А сюжетов мы с Энди (Уорхоллом) терпеть не можем.
Энди Уорхолл
Мы с Энди (Уорхоллом) на пляже в Пицунде. На лежаках. Самое солнцестояние. В этот час люди предпочитают тень. А мы возлежим, точно это семь или восемь часов пополудни.
Говорить лень. Молчим. Час, другой.
Наконец Энди, за время отсутствия сделавшимся чужим голосом спрашивает меня, точно в продолжение беседы (а беседы-то и не было никакой), – Эти люди, что живут в коробках, они интересуют вас?
– Какие люди в коробках?
– Все эти бездомные бродяги. У них ведь есть прошлое, они окрашены в разные цвета, они могут издавать звуки, петь, живые, одним словом. Интересны они вам?
Я задумываюсь.
Только что, очевидно, прозвучала увертюра к очень серьезной беседе.
Обдумываю тридцать-сорок минут.
Ответ самый бездарный, хуже не бывает, – Разумеется, если они живые, и уж, коль скоро я обратил на них внимание…
– Хорошо, предположим, не живые, предположим, бродяга умер в коробке, так и лежит.
Ответ моментальный, – Тем более.
Долгая пауза.
Представляю себе, насколько он разочарован.
Вида не подает.
– Хорошо, допустим в коробке не человек, а оса. Пожужжит, пожужжит, затихнет, пожужжит, пожужжит, затихнет. – Любопытно. – Любопытно? – Очень. – Какой повод для любопытства? – Звук. – Звук? – Звук. – Звук?! – Звук. – При чем здесь звук? Какое отношение звук может иметь к вашему интересу? Разве вы дирижер?