Собственность Шерхана - стр. 9
У дверей стоит девушка молодая, наверное, организатор прослушивания, недовольна, руки на груди скрестила.
– Я могу спеть, – тихо сказала я ей. – Я с пяти лет пою.
– Набор на прослушивание уже закончен, – ответила она не глядя.
И так мне обидно стало. Что из-за равнодушных людей мы с маленьким можем погибнуть. Я же не денег прошу – просто работы, и работать буду на совесть. И я сделала невероятно смелое для себя – запела. Громко. Не поняла даже со страху, что пою, первое что в голову пришло, а когда поняла, поздно уже было тормозить.
– В юном месяце апреле, – выводила звонко я, и все разом замолчали, – в старом парке тает снег. И крылатые качели начинают свой разбег…
Мужчина у сцены обернулся и я испуганно заткнулась.
– Чего замолчала? – спросил он. – Давай на сцену лезь, микрофон возьми, посмотрим, на что способна…
Я полезла. И запела – терять мне нечего. Глаза зажмурила и пою. Петь это хорошо, петь я люблю, позволяешь голосу лететь на волю, преодолевая любые ноты, и как будто легче на душе становится.
Так я внезапно устроилась на работу. Хозяина заведения звали Чабашев Давид, он просто потащил меня в отдел кадров, чуть не за шкирку, как нашкодившего ребёнка.
– Эту мне оформи, – бросил он.
– Она приходила уже, у неё документов нет.
– Так нарисуй их сама! – раздражённо бросил Давид.
Выступать сказали уже завтра. Мне – страшно. Пустили в комнату с нарядами, велели выбирать, а у меня одна мысль – живот спрятать. Та девушка, организатор, со мной.
– Беременная? – догадалась она.
– Да…
– Сейчас мы твоё пузо спрячем… Чабаш если решил что, уже не отступится, петь теперь будешь даже если на сцене рожать решишь.
Самый страшный – первый раз. Меня так трясло, что Людка порывалась налить мне водки.
– Ты что? – испугалась я. – Я же беременная!
– Для нервов, – икнула Людка, ещё не вышедшая из запоя.
– Валерьянки лучше дай.
Наверное, все первые столики ресторана, входящего в большой развлекательный комплекс, весь вечер сидели и просто дышали этой валерьянкой – столько я её выпила. Зато выступила. Страшнее всего это на сцену выйти и начать, а петь уже не страшно. А ещё главное – не петь про качели и прочую лабуду, это мне уже Чабашев сказал.
Через неделю после того, как я устроилась, ночью ударили первые морозы. Моя коммуналка от центра недалеко, хожу я пешком, даже хорошо перед сном, но сегодня – скользко. Машину, выезжающую из ворот за ночным клубом я заметила слишком поздно, попыталась рвануть в сторону, но с животом непросто… Упала прямо под колеса, благо затормозить успел.
– Живая? – спросил Чабашев, выходя из машины. – Пузо цело?
– Живая, – ответила я, поднимаясь с его помощью. – Целое, спасибо. Извините, что я так неловко…
Он замолчал. Смотрит на меня в упор, словно думает о чем-то важном.
– Как зовут тебя, говоришь?
– Лиза, – послушно говорю. – Лиза Иванова.
– Иванова, – хмыкнул он. – Залазь, Иванова, в машину, довезу до дома.
Я думала, он просто высадит меня у подъезда, но он поднимается со мной. В квартире пахнет алкоголем, на кухне спит пьяная Людка. У меня нет привычки стесняться своих друзей, какими бы они не были, но перед начальством неловко.
– Нельзя так жить, – назидательно говорит Чабашев. – Я у себя целый этаж купил, четыре квартиры….хочу хоромы отгрохать, да все лень. Давай-ка, Иванова, собирай манатки и ко мне едь, один хер три квартиры пустые стоят.