Размер шрифта
-
+

Собор у моря - стр. 35

Хафуда Бонсеньор прибыл, как только его позвали. Одет он был в простой черный плащ с капюшоном и носил на груди кружок. Грау наблюдал за ним из столовой. Согбенный, с длинной седой бородой, тот внимательно слушал объяснения Гиамоны. «Вылечи его, еврей!» – читалось в глазах Грау, когда их взгляды встретились, и Хафуда Бонсеньор молча кивнул ему.

Это был ученый, который посвятил свою жизнь изучению философии и Священного Писания. По поручению короля Хайме II он написал книгу «Llibre de paraules de savis e filosofs»[4], но еще он был врачом, самым главным врачом в еврейской общине. Увидев Гиамона, Хафуда Бонсеньор лишь покачал головой.

Грау услышал крики жены и опрометью бросился к лестнице. Гиамона спускалась из спальни в сопровождении Себастьяна Фонта. Между ними шел Хафуда Бонсеньор.

– Жид! – выкрикнул Грау и плюнул ему вслед.

Мальчик умер два дня спустя.


Не успели похоронить Гиамона и снять траур, как Грау, войдя в дом, жестом подозвал к себе Жауме. Когда первый помощник подошел к нему и Гиамоне, Грау жестко произнес:

– Я приказываю тебе сегодня же убрать отсюда Арнау и позаботиться о том, чтобы его нога больше не переступала порог этого дома!

Гиамона выслушала мужа в полном молчании.

Грау рассказал ей о том, что ему сообщила Маргарида: это Арнау подговорил детей пойти к морю. Их сын и дочь не могли до такого додуматься!

Гиамона не проронила ни слова в ответ на его обвинения в том, что она приютила своего брата и племянника. В глубине души она знала, что это было всего лишь фатальным стечением обстоятельств, но смерть младшего сына лишила ее смелости противостоять мужу. Ложь Маргариды – главное доказательство вины мальчика – не давала ей возможности защитить племянника. Арнау был сыном ее брата, и мальчик, несомненно, не хотел причинить зла, но Гиамона предпочла этого не признавать.

– Привяжи черномазую к одному из столбов в мастерской, – приказал Грау первому помощнику, когда вопрос по поводу Арнау был решен, – и собери всех, в том числе мальчишку.

Грау обдумал все во время похоронной церемонии: в первую очередь виновата рабыня – она должна была следить за детьми!

Потом, пока Гиамона плакала, а священник читал молитвы, он, прищурив глаза, задался вопросом: каким образом наказать няньку?

Закон запрещал убивать или увечить рабов, но никто ни в чем не сможет упрекнуть его, если ее смерть станет следствием понесенного наказания.

Грау еще никогда не сталкивался со столь тяжелым преступлением. Он представлял мучения, о которых слышал: облить девушку кипящим животным жиром (найдется ли у Эстраньи достаточно жира на кухне?), заковать ее в оковы или заточить в подземелье (нет, этого слишком мало), избить ее, связав по рукам и ногам… или отхлестать кнутом.

«Будь осторожней, когда будешь им пользоваться, – сказал капитан одного из кораблей, преподнеся ему в качестве подарка кнут. – Он такой, что может одним лишь ударом снять кожу с человека!»

С тех пор Грау хранил этот дорогой кнут, привезенный с Востока. Толстый, из плетеной кожи, легкий и простой в обращении; у него было несколько хвостиков, каждый из которых заканчивался заостренными металлическими кусочками.

Когда священник замолчал, несколько мальчиков замахали кадилами вокруг гроба. Гиамона закашлялась, Грау глубоко вздохнул.

Страница 35