Соблазн - стр. 16
– Это Сплюшка... – делает шаг назад сын. – Его нельзя. В нём хорошие сны.
– Это не тебе решать. Дай сюда!
Выдёргивает из рук.
Сын взрывается слезами.
– Веди себя как мужчина, не смей рыдать из-за пустяков!
– Отдай! – тянет руки Илья.
С грохотом ставлю кружку на стол. Меня трясёт. Но у нас в семье не принято противоречить друг другу при ребёнке. «Родители должны выступать единым фронтом». Впрочем, это правило работает только в одну сторону. Не смею противоречить только лишь я. А Борис постоянно позволяет себе любые поправки в мои решения и правила.
– Борис... – выразительно одёргиваю его. – Отдай ему Сплюшку.
– Выйди, Тори. Это мой сын. И я не позволю ему вырасти никчёмным клоуном.
– Это и мой сын! И я не позволю делать из него невротика. Отдай игрушку!
Борис рассерженно разворачивается. Пусть лучше направит свою кислоту на меня. Я переживу!
– Выйди! – рявкает он.
– Не надо мамочку... ругать! – обнимает меня за бедро рыдающий сын.
Отодрав его от меня, Борис подхватывает меня за локоть и молча вытаскивает за дверь детской.
– Не мешай нам разговаривать.
Дверь перед моим носом захлопывается.
У меня все трясётся внутри. Должен же быть способ остановить это всё?? Но я совершенно не умею скандалить и конфликтовать! Я очень болею после этого.
Растерянно оглядываюсь, слыша рыдания сына и то, как тихо продолжает выговаривать ему Борис. Но не кидаться же на мужа при ребёнке. Меня перекрывает от возмущения и беспомощности. И я сама начинаю плакать. Мне тоже хочется сказать, как Илюшка: «Нечестно!» Я была морально готова на игнор. Но не на это!
И, не найдя ничего лучше, чтобы отвлечь его от ребёнка, снимаю с крючка в прихожей большую стальную ложку для обуви. И, размахнувшись как клюшкой от гольфа, бью в наше огромное зеркало. Грохот, звон... Я зажмуриваюсь. Быстро вешаю её на место, стоя в груде осколков.
Борис выходит из комнаты, обескураженно оглядывает коридор.
– Как это произошло?
– Не знаю... – тяжело дышу я. – Оно просто лопнуло.
– Ты ранена?
– Не знаю...
– Мамочка... – выглядывает Илья.
– Всё хорошо, пирожок, зеркало разбилось. Попей чай и ложись.
– Тебе не больно? – волнуясь.
– Нет! – немного натянуто улыбаюсь я.
– Не двигайся, я помогу сейчас! – отмирает Борис.
Бросив в угол Сплюшку, уходит за щёткой и совком. Выразительно киваю сыну на игрушку. Подхватывает с пола и убегает в детскую.
Борис аккуратно сметает осколки. Протирает пуфик, усаживает меня, внимательно разглядывает ступни.
– Не надо вмешиваться в наши разговоры, Тори. Я его не бил, не орал на него, не унижал, не запугивал. Это нормальный воспитательный процесс. Кто ещё объяснит ему, как правильно вести себя в обществе?
– Ты наказал его!
– И это тоже нормально.
– За что, Борь?
– Борис... – поправляет он. – Мне очень жаль, что ты не понимаешь, «за что». Он опозорил нас.
– Случайным выстрелом игрушки?
– Какая разница, чем? Он должен уже понимать, как вести себя при взрослых. Всё... Ты цела. Иди в душ и поторопись, сегодня вторник. А у меня ещё тренинг в одиннадцать.
Вода льётся сверху, я просто стою, позволяя ей смывать с себя сегодняшнюю катастрофу. Тоска и возмущение во мне нарастают с новой силой. Чёртов вторник...
Откладываю лосьон в сторону. Всё равно никто ко мне не прикасается... От обиды кусаю губы. Волосы оборачиваю полотенцем, надеваю пеньюар. Захожу в комнату и останавливаюсь перед кроватью.