Сны. Феномен человеческого разума - стр. 27
И все-таки он не отправился в эмиграцию. (Покинул навсегда Россию сын Георгий; он обосновался в США, стал видным историком.)
Институт на берегу Атлантического океана остался только в мечтах. Владимир Иванович так и не произнес доклад «О будущности человечества» и не написал «Размышлений перед смертью», хотя и то и другое явилось ему в вещем сне.
Он с полной серьезностью воспринял свои видения, предполагая их вещими. Но в то же время не мог избавиться от привычного духа сомнения, считал, что ясновидение открывает будущее не как достоверность, а как вероятность. Назвал мечтаниями свои сны наяву. Хотя оговорился: такая судьба «возможна».
Веря в неизбежность увиденного, Владимир Иванович организовал бы свои действия соответствующим образом. Как знать, не произошло ли тогда все точно так, как предвиделось?
Нет, он поступил иначе. Пошел наперекор судьбе.
И все-таки в его сне не обошлось без вещих деталей.
«Умер я между 83–85 годами, почти до конца работая над «Размышлениями». Я писал их по-русски…» Да, он умер в таком возрасте. Это документально зафиксированное свидетельство о собственной кончине производит впечатление чудесного пророчества. Сделано оно за четверть века до события!
До конца своих дней Вернадский действительно работал над «Размышлениями…», хотя и не «…перед смертью», а «…натуралиста», и над воспоминаниями «Пережитое и передуманное». Все это сбылось.
Что это – мистическое озарение в сновидении? Изнемогающее от тяжкой болезни тело освободило разум, и он проник в мир иной, где слиты настоящее, прошлое и будущее в бездне вечности? Не таково ли погружение в бессознательное?
Кого-то может удовлетворить такая игра ума. Однако она вместо объяснения предлагает эквилибристику словами и понятиями. Хотелось бы понять, какую роль может играть сон в интеллектуальной деятельности.
Сон и познание
Сравнительно точными оказались сновидческие провидения Вернадского, относящиеся к научным достижениям. В полузабытьи во время болезни он вдруг ощутил свои незаурядные интеллектуальные силы. До этого, даже уже став профессором, академиком и получив международное признание, он постоянно сомневался в своих творческих возможностях. А тут – словно внезапное озарение:
«Я ясно стал сознавать, что мне суждено сказать человечеству новое в том учении о живом веществе, которое я создаю, и что это есть мое призвание, моя обязанность, наложенная на меня… Я почувствовал в себе ДЕМОНА СОКРАТА». Он обрел уверенность в своих интеллектуальных силах в то время, когда у него не было сил физических. Можно сказать, разум его не дремал, и во сне он провидел свой дальнейший творческий путь.
И это свершилось. Он создал учение не менее значительное, чем эволюционная теория Дарвина. Оно не оказало серьезного воздействия на общественное сознание только потому, что немногие смогли оценить глубину научных прозрений Вернадского.
Например, прославленная теория относительности Эйнштейна (специальная и общая) была быстро принята и понята специалистами. Шумиха вокруг нее объясняется рвением журналистов и занятной парадоксальностью некоторых ее следствий. Учение Вернадского о биосфере оценили у нас прежде всего его ученик, замечательный ученый-мыслитель Александр Евгеньевич Ферсман (1883–1945), а за рубежом, в философском аспекте – французские философы и ученые Эдуард Леруа (1870–1954) и Тейяр де Шарден (1881–1955). Последние, прослушав его лекции по геохимии в 1923 г. в Сорбонне, выдвинули идею ноосферы, области духовной жизни на планете.