Сначала была война - стр. 19
– А избивать Серёжу были силы?! – возмутилась Марина Ивановна. – А теперь притворяешься, что нет сил?!
– Я не притворяюсь, – ответил Ромка. – И вообще, делайте, что хотите. Я страх как устал. Что вам от меня нужно?
Снова видение. Под самым потолком зала пронеслась и исчезла знакомая летучая повозка. Сидели на ней уже двое. Вместе с девочкой там был светловолосый мальчишка примерно её же возраста. Что удивительно, у Ромки мгновенно прошла боль. Вячеслав Дементьевич отвечает Ромке:
– Нужно нам не так уж и много. Мы хотим, чтобы ты раскаялся в своём поступке и извинился перед Серёжей за драку и оскорбление.
– Не буду извиняться! – ответил Ромка. – Не за что мне извиняться! И раскаиваться не в чем! Это он пусть извиняется и раскаивается!
– Извинишься, – «обнадёжил» директор. Потом Марьину говорит:
– Серёжа, подойди сюда.
Марьин, который сидел в первом ряду, встал, подошёл и с надменной ухмылкой встал напротив Ромки. Ромке противно было даже смотреть на него.
– Ну. Давай, Гусев, извиняйся, – сказал Вячеслав Дементьевич.
– За что? – спросил Ромка.
– За фашиста, – с противной ухмылкой произнёс Марьин.
– А ты извинись за вора, за то, что утром ударил. А ещё за то, что было, когда мы закончили убираться.
Марьин усмехнулся, и говорит:
– Ты и есть вор.
Ромка ему:
– А ты и есть фашист. Если ещё хоть раз полезешь драться, я тебя убью. Я смогу, я уже убивал фашистов.
Что тут началось! Поднялся такой крик и гам, что невозможно было разобрать, кто что кричит. Когда же, наконец, шум стих, директор сказал:
– Гусев, в наказание за сегодняшний проступок и за безобразное поведение на педсовете, проведёшь остаток дня в спальне.
Потом воспитательнице:
– Марина Ивановна, возьмите у завхоза ключ и заприте Гусева.
Глава 7. Убивал фашистов
«Убивал фашистов…» Да, это было почти правдой. Хотя почему почти? Ведь когда Ромка выстрелил по взрывателю, по мосту уже двигались фашистские танки. Ещё и эсэсовцы, сидевшие на броне тех танков. Ромка и сам не мог ответить себе на вопрос, это ли он имел в виду, когда сказал, что убивал фашистов. Так или иначе, но это он, Ромка, взорвал заложенный партизанами заряд. Но в тот момент Ромка и сам прощался с жизнью. А на самом деле не так-то просто убить даже врага, фашиста.
Воспоминания. Проклятая память. Она никак не хочет выкинуть из головы те события. Вот и теперь, когда Ромка остался один в запертой спальне, те события как наяву вставали перед мысленным взором.
Амбар за посёлком Осинки. Охранники, стерегущие взятых в плен партизан. Казалось бы, что Ромке стоило бросить гранату в тех эсэсовцев? Что уж было проще? Ведь Ромка забрался тогда на крышу амбара, а охранники находились внизу, прямо под ним. Он их видел, а они его нет. Бросаешь сверху гранату, и всё – охранники убиты. Ромке останется только открыть дверь амбара, которая заперта всего лишь на щеколду, накинутую на петлю. Вынимаешь из петли деревянный клин, откидываешь щеколду – и партизаны на свободе. Но нет, кинуть в фашистов гранату Ромка не смог. Почему? А потому, что он видел их лица – обычные человеческие лица.
Итак, июль сорок третьего года. Ночь. Охраняющие амбар эсэсовцы сидят прямо около двери амбара вокруг костра, греются, о чём-то болтают. Весёлые. Даже, казалось, добродушные.
Ромка несколько раз порывался выдернуть чеку и бросить гранату вниз, но так и не смог этого сделать. Но что-то делать надо было. Ведь утром фашисты казнят захваченных в плен партизан. Да, только утром. Время до рассвета ещё было, но не так много, чтобы медлить.