Смысловая вертикаль жизни. Книга интервью о российской политике и культуре 1990–2000-х - стр. 15
Был ли это план его команды, или это был отклик на массовую ностальгию населения – в любом случае, это была уже другая культурная политика, чем политика Ельцина.
Ведь ельцинская политика была направлена на разрыв со всем советским. А тут народ тосковал по восстановлению связей с уже заново придуманным, отретушированным прошлым, из которого вычеркнули ГУЛАГ, голод, переселение народов, несколько войн.
«Человеческая память конструируема» (часть II)
Впервые: Взгляд. 2008. 9 апреля (https://vz.ru/culture/2008/4/9/158305.html). Беседовала Юлия Бурмистрова.
Сегодня мы продолжаем публикацию беседы корреспондента отдела культуры Юлии Бурмистровой с одним из наиболее известных в стране социологов и переводчиков Борисом Дубиным.
Почему все чаще стали воспевать хорошее в советском периоде? Что нам показывают по телевизору? Чем больно современное общество?
Для большинства в советском периоде остались и другие моменты. Моя мама вспоминает, что можно было практически любому поехать на море или что не страшно было детей отпускать погулять.
Память – это не то, что дано раз и навсегда. Она конструируема. В определенной ситуации, рамках, исходя из ресурсов, задач, в расчете на партнеров по действию – кто поддержит, кто против, кто хочет забыть.
Социологи знают, что память – гибкая штука, социально удостоверяемая или опровергаемая. С ней всегда кто-то работает.
Если не мы сами, то кто-то другой – кто показывает телевизор или пишет учебники. Память держится социальными формами, и прежде всего институтами – школой, семьей, медиа.
Поэтому стали в «советском» подчеркивать сначала мягко, осторожно такие черты, как «не все было плохо, мы были молоды, любили, делали детей, пытались реализовать свои планы, и, в общем, кое-что получалось».
Стали высветляться одни черты, а другие уходить в тень – скажем, те, которые затрагивали не коммунальное существование, не частную жизнь человека в семье, а существование в качестве гражданина большого целого. Отсутствие свободы, прикованность к месту пропиской, страх загреметь, обратиться в лагерную пыль… Если они упоминались, то про это теперь говорили: они пытаются чернить наше общее прошлое, они хотят видеть в нем только плохое.
Уходило и оттеснялось то, что касается ответственности самого человека. Зрелая, развитая, нормальная личность отвечает за все, чему и кому дала жизнь, сказав: «Это есть», или, лишив жизни, сказав: «Этого нет, или оно не важно, ничего не стоит».
Но это вообще свойственно человеку – забывать плохое. Простой пример – жили, любили, развелись, а встретившись через десять лет, спокойно разговаривают, простив прошлое.
Верно. Но ведь аналогия между обществом и человеком имеет свои границы. То, что человек не хочет помнить о тягостном, все-таки, если он развитый человек, не должно заслонять прошлое, ни его собственное, ни общее с другими.
Любой психиатр скажет, чем кончаются такие попытки. Неврозами и превращением в соматические заболевания, начинающиеся с того, что ты не хочешь помнить о том, что составляет самого тебя. Отрезаешь нечто сначала в своем сознании, а потом у тебя отказывает какой-нибудь орган.
Конечно, желание помнить хорошее и светлое – это нормально. Но не ценой общего прошлого, отказа от признания вины и ответственности за то, что было сделано для нации, для страны, для государств. Нельзя иметь ненадеванное прошлое с иголочки, ни в одной стране, тем более в нашей.