Смута - стр. 30

– А чего ты от воеводы ушел? – продолжала допытываться женщина. – Мало заплатил?

Жена купца была такая, как он себе их и представлял. Хваткая, уверенная в себе. Она чувствовала, что она хозяйка в этом доме. Пожалуй, даже сам купец ей уступит. А может, просто перед гостем не хочет себя истинного показывать? Кто ж поймет?

Она обращалась к нему запросто, как к своему давнему знакомому. Если ее муж и замечал такую подробность, то, видно, не придавал значения. Тимофея же эта простота слегка задевала. Он никак не мог примериться, как ему говорить с Прасковьей. И, если отвечал, то всегда как будто не ей, а кому-то другому за столом. Купец же знай себе подливал вина. От верной смерти ушел, как не порадоваться? Он уже давно торговлю вел. Приходилось и с самим Строгановым торговать. Гостевал у них. Слышал он, что дальний предок их, Спиридон, вроде как крещеный мурза Золотой Орды, попал к татарам в плен и мучили его сильно, за измену веры и службу русским застрогали до смерти. От того и сын его стал называться Строгановым. Но это дело давнее. Теперь-то Строгановы всю торговлю на Урале в своих руках держат. По Каме-реке пройдешь. Или в Пермь подашься – всюду их люди. Везде связи. И думал порой Артемьев, чтоб и ему вот так подняться. Но пока не судьба. Ждать. Много и долго ждать нужно. Тогда и выгорит. Он снова выпил, закусывая стерлядкой. Его нынешняя жизнь, после того, что с ним случилось, стала другой казаться. В ней больше красок, что ли, появилось. Купец пьянел, чувствуя себя счастливым. Так и в запой уйти недолго.

– Он платил хорошо, – между тем уклончиво сказал казак его жене, вспоминая Воейкова. – Да и срок мне вышел уходить.

– Что же думаешь, они людей без надобности станут держать? – попробовал втолковать жене сам купец. – На дело людей наняли, а там и конец всему.

Такое объяснение казалось правдоподобным.

– Ну, как скажешь.

Она вышла за дверь. И сразу, как по команде, к ним зашли двое детей купца, погодки сын и дочь, шестнадцати и пятнадцати годов.

– Чего, Сенька, рыщешь? – ласково спросил его отец.

Было заметно, что детей он любил.

– Стерлядки хочу.

– Ешь вот да сестре дай кусок.

Дети сели на край стола, молча ели, поглядывая на старших. Потом вдруг Сенька, не по годам высокий, с густыми черными волосами, свисавшими чуть не до носа, улучив момент, обратился к гостю:

– А правда, что в той Сибири есть люди с рыбьими хвостами?

– Это кто тебе сказал? – возвысил голос отец.

– Говорят, что есть, – улыбнулся казак. – Но я не видал.

– А ты Кучума видал?

– Нет, не видал. Я его сына видел. Мы его взяли со всем добром. Воевода сказывал, что должны их в Москву привезти.

– Когда?

Глаза у парня загорелись. Его сестра, спокойная, лицом похожая на отца, отмалчивалась, прислушиваясь к беседе.

– Зимой должны…

Он припомнил разговоры об этом еще в стане Воейкова. Посмотреть там и впрямь было на кого.

– Вы, детки, идите, – сказал свое слово купец. – Нам с гостем поговорить надо.

Оставшись наедине с казаком, Артемьев чуть наклонил голову, как скворец, разглядывающий букашку.

– Ты, стало быть, Тимофей, в городе походить надумал?

– Раз уж попал в Москву.

– Это дело хорошее. Но смотри в оба.

– А чего? – улыбнулся казак. – Кромешников, слышь, давно уже нет. Кого бояться?

– Кромешников нет? – купец глянул на него задумчиво, будто и не пил вовсе. – Но люди остались. Ты что же думаешь, их всех перевели? Да и не о том речь. Опричнина – это зипун. Сменил его, надел новый. А суть в человеке осталась. Ее так просто не переведешь.