Смута - стр. 22
Видать, домовой и в самом деле его блазнит, издевается.
Но голос повторился. И была в нем, ей-богу, человеческая теплота, живость.
– Тимоха…
– Шу тебя, нечисть! – сплюнул Тимофей.
Перекреститься он не мог, так как руки были связаны.
– Не ругайся… – кто-то вполне отчетливо произнес за стенкой.
Спустя несколько мгновений засов был сбит и дверь тихонько приоткрылась. Теперь-то Тимофею было ясно, что это живой человек.
Незнакомец шагнул к пленнику, нагнулся и, ощупав, перерезал веревку.
– Уходим, быстро!
И тут Тимофей признал в нем Матвея Ширшова.
– Матвей, ты, что ли?
– А то кто ж? Идем, идем.
Он помог Медникову подняться, легонько толкнул в плечо.
– Не робей, казак.
Едва вышли из сарая, Матвей его направил к плетню.
– Сюда, сюда.
– А чего кобель не кинулся? – удивился Тимофей.
– Он меня знает, стервяга, – тихо посмеялся Матвей. – Но я ему все равно мяса дал, он на той стороне двора.
Перелезли через плетень – и ходу в степь.
В маленькой балке у Матвея кони припасены были.
– Я для тебя взял, Тимоха.
Он подвел его к коню. Тут же и снаряжение было приготовлено. Сапоги, сабля, короткий кафтан.
– Я же верну, Матвей. Ей-богу!
– Да уже не вернешь, – с потаенной грустью молвил Матвей, глядя куда-то в степь.
– Да ты что?
– Вот то. Бежать тебе отседова надо, Тимофей.
– Так прямь и бежать?
– Семен тебя убить надумал. Ты разве не понял?
– Да он с ума сдернул! Решил, что я Архипа убил! Это же надо придумать!
– Именно, – сказал Ширшов, сам ничему не удивляясь. В своей жизни повидал и не такое. – И он от своего не отступит. А с ним даже Горлик считается. Они тебя все равно убьют, если не уйдешь.
Тимофей задумался.
– Как же ты меня нашел?
– Когда приехал за тобой, Пелагея сказала, что тебя уже проводили. Я взбеленился, что, как? А когда узнал, что Костылев приезжал, сразу смекнул, откуда ветер дует. Я сюда, на хутор, к Головину. Ему не показывался, без толку. Он бы не признался, а я бы тебя не выручил. А здесь их человек пять или шесть. В лоб лезть мне не резон. Хорошо, что они все пьяные. До утра не прочухают. А утром ты у Воронежа будешь. – Ширшов рассмеялся.
– Век благодарить тебя буду, Матвей.
– Езжай с богом, Тимоха. Примерь сапожки-то. Вдруг малы? Но я на твой рост прикинул.
Сапоги и вправду впору оказались.
– Вот и сабля тебе.
– Ты заботливый, как отец. – Медников бережно принял саблю. С детства у него уважение к хорошему оружию было. – Может, свидимся еще?
– Не загадывай.
Тимофей сел на коня, Матвей сунул ему плетку.
– Эх, Головин, паскуда! Кинжал, что из Крыма привез, себе забрал.
Он подумал о Костылеве, который его оглушил сзади. Этот тоже вполне мог кинжал забрать. То-то он торговался в Лебяжьем. А ведь раньше, бывало, они пацанами вместе на Дон бегали, ловили рыбу, купались. Но недолга человеческая память.
– На, вот. – Матвей отдал ему свой нож. – У меня таких десяток. А тебе в дороге сгодится.
Тимофей сунул нож за голенище. Со степи дул ветер прямо в лицо. Вот она, судьбина!
Бежал от крымчаков домой, а ныне из дома приходится бежать.
– Прощай!
Жеребец послушно вынес седока из балки, уходя в пустынную степь.
Ширшов перекрестил в воздухе беглеца и сам вскочил на коня. Оглянулся в сторону хутора. Интересно, догадается ли Головин, как сумел Тимоха сбежать из сарая? Ясно дело, поймет, что кто-то свой помогал, раз кобель не залаял.