Смеющийся хрусталь небосвода - стр. 5
Рука Ивана Феликсовича, с непривычки онемела. Вышколенная Ирина терпеливо ожидала, почти не шевелясь, когда он закончит. Только левый глаз иногда незаметно косился на запястье с массивными позолоченными часами, более подходящими мужчине. Вежливая улыбка, казалось, намертво приклеилась к губам.
– Прошу прощения, но я совсем забыла про справку! – вдруг спохватилась девушка, словно только что вспомнила то, чего никак не хотела забыть, входя в переговорную комнату. – Это формальность, но без нее мы не сможем… – она не договорила и стушевалась. Блин как будто стал меньше, широкие скулы из абрикоса усохли до урюка.
– Все в порядке, – осознав важность момента, Иван Феликсович поспешил вынуть из кармана джинсов согнутый вчетверо лист бумаги и протянул его Ирине. Явное облегчение вдохнуло свежести в облик девушки, урюк вернулся к исходному состоянию только что сорванного с ветки спелого плода.
Помятая бумажка, с которой расстался Иван Феликсович, со штампом заведения в левом верхнем углу и фиолетовой печатью и неряшливой подписью, похожей на распятого паука в нижнем правом, гласила о том, что он безнадежно болен. Получил он её месяц назад в исследовательском центре онкологии на севере города у реального врача, которого по телефону порекомендовал вежливый голос из «Млечного пути». Незнакомец проинструктировал и попросил не беспокоиться об оплате: все включено в стоимость договора.
В то сырое мартовское утро Иван Феликсович, с хрустом ломая ботинками намерзшие за ночь на тропинках и дорогах ледяные шарики и колбочки, вошел в открытые ворота онкоцентра. Он ненавидел общественные присутственные места за их безобразные хаотичные очереди, бессмысленные отписки и скрытое лицемерие служащих, вечные «приходите завтра» или «вы обратились не по адресу, и мы не можем помочь». Но самое главное, везде нужно было полжизни ждать и надевать ту самую унизительную маску просителя. Массивное трехэтажное здание розового цвета, построенное в середине прошлого века, рыдало оттаивающими ледяными осколками, налипших на пыльных долговязых окнах. В центре двора, периметр которого охраняли голые палки молодых тополей, темнел похожий на чемодан бронзовый памятник известному врачу. Тот хмурился сквозь малахитовую от купороса оправу очков, видимо, тоже раздраженный дрянной петербургской погодой с ее фатально-угольным как легкое курильщика небом.
Сидя в очереди на облезлом со свисающими рыжими клоками ваты стуле среди ожидающих приёма, Иван Феликсович от нечего делать блуждал взглядом по лицам и пытался угадать судьбу заинтересовавших персонажей. Его внимание привлек толстый лысый человечек со свинячьими глазками, похожий на колобок. Одна из его жирных коротких ножек непрерывно тряслась, а сам он ежесекундно утирал пот с поблескивающего в свете люминесцентных ламп лба и свисающих до груди щек бумажными салфетками. Когда они закончились – в дело пошли рукава коричневого пиджака. Поймав взгляд Ивана Феликсовича, колобок пояснил, через силу пытаясь сохранить спокойствие:
– Жду результатов. Сказали, что ничего серьезного: просто небольшое затемнение в легком, – он явно пытался вселить в себя уверенность и искал ободрения.
– А у меня рак мозга, – нарочито громко ответил Иван Феликсович, глядя прямо в свиные щёлки, в которых толстяк прятал глазные яблоки. – Месяц остался. Не будем себе ни в чем отказывать, а? – и он подмигнул упитанному собрату по несчастью.