Смерть в салоне восковых фигур - стр. 8
Приказчик, который назвался Климом, был, надо отдать ему должное, человеком весьма осведомлённым, о каждой фигуре мог говорить долго и по существу. Полковник слушал и громко восклицал: «Надо же! Подумать только… Первый раз слышу!» Это Клима вдохновляло. Он с ещё большими жаром, страстью и подробностями, словно очевидец, рассказывал о кровавых деяниях исторических личностей, выставленных в салоне.
– Вот, к примеру, наша с вами соотечественница. – Он остановился возле невысокой коренастой фигуры, в красном платье из атласа, на голове чепец вологодской вязки. Лицо жуткое, широкое и какое-то кукольное, с алой краской на щеках мастер явно переборщил. В правой, поднятой до уровня груди руке зажата венчальная фата, – Салтычиха, она же Людоедка, в миру Дарья Салтыкова, помещица. Хоть и нельзя так говорить, но мерзкая была баба, хоть и барыня; правда, её за деяния, которые она совершила, из дворян разжаловали, стало быть просто баба. – Клим подошёл к Салтычихе поближе, заботливо поправил чепец и немного взбил фату. Чувствовалась хозяйская рука.
– И чем же она прославилась? – спросил, показывая любопытство, фон Шпинне. Он, разумеется, знал кто такая Салтычиха, но ему было интересно – что расскажет приказчик, и тот не подвёл.
– Да чем прославилась, – с тяжёлым вздохом проговорил Клим, – много людей жизни лишила, в основном молодые женщины и девки. И что самое страшное, избивала их поленом…
– Поленом? – переспросил Фома Фомич.
– Да! Но полено у неё было не простое, берёзовое, привычное, можно даже сказать родное, а, как выяснила следственная комиссия… – При словах «следственная комиссия» фон Шпинне, подавляя улыбку, подобрался, а приказчик продолжал: – Полено у неё было не простое, а специальное, она его выписала откуда-то из-за моря! – Клим поднял руку с выставленным вверх указательным перстом. – И сделано оно было из чугунного дерева! И было на нём, на полене, с умыслом, нарочно, под её руку выстрогано, чтобы удобно было зверствовать. Она с ним, с поленом этим, поговаривали, и спала, под подушку его засунет и спит. А что, удобно, занемогла среди ночи желанием поизуверствовать, позвала девку какую-нибудь, а полено вот оно, под рукой, не надо в дровяник идти… удобно…
– Что-то я никогда не слышал про чугунное дерево, – заметил начальник сыскной, – про железное слыхал, а вот про чугунное – нет!
– А потому и не слыхали, что нет такого, это я сам придумал.
– Зачем?
– «Чугунное» звучит как-то особо угрожающе, а для публики это очень важно, чтобы она пугалась, я вот сейчас говорю «чугунное дерево», а у самого холодом по спине елозит…
– А что это у Салтычихи в руке фата, замуж, что ли, собиралась? – вернул разговор к фигуре Фома Фомич.
– Да нет, это ей не по возрасту, невест особо не любила, прямо вот как увидит кого в фате, так сразу и убивать принималась…
– А почему у неё в руке полена нет?
– Ну как же нет, есть, – радостно возразил приказчик, – просто его не видно, а оно вот! – Клим раздвинул складки атласного платья, в которых пряталась левая рука Салтычихи, и действительно, там она держала полено. – Мы его здесь с умыслом спрятали, люди ведь поперёд всего поленом интересуются – где? А вот! И страху добавляет. У меня даже одна мысль была, инженерная, чтобы Салтычиха когда нужно руку поднимала с поленом и грозила им. Я и хозяину, покойному Ивану Христофоровичу, говорил об этом, ему понравилось. Обещал даже, что сделаем, но вот… – Приказчик развёл руками. – Теперь-то что уж… – И было видно, что сокрушался Клим не о смерти хозяина, а о невозможности осуществить свою инженерную задумку.