Смерть в салоне восковых фигур - стр. 3
– Я так понимаю, мне её нужно открыть? – спросил полковник, взяв в руки коробочку и стуча по металлической крышке ногтем.
– Да, откройте!
В жестянке лежал шарик телесного цвета величиной с голубиное яйцо и чуть приплюснутый с боков. Местами из него торчали короткие тёмные волоски. На ощупь шарик был мягкий, податливый и слегла липкий. Покрутив его в пальцах, Фома Фомич положил назад в коробку.
– Не понимаю, что это и почему показалось вам странным?
– Я сейчас всё объясню, – на мгновение прикрыв глаза, медленно мотнул головой Викентьев. – Это воск. Как вы, наверное, смогли заметить, воск крашеный, более того, в него подмешаны волоски. Мне удалось выяснить, это человеческие брови…
– Воск с человеческими бровями? – удивился начальник сыскной. – Но мне всё равно непонятно…
– Когда я осматривал тело Пядникова, то обнаружил шарик зажатым в правой руке трупа. Сначала мне это показалось пустяком, но потом я задумался, а как, собственно, этот воск туда попал?
– Думаю, в этом нет ничего загадочного, – пожал плечами фон Шпинне. – В салоне восковых фигур можно очень легко испачкаться воском. Достаточно коснуться руками одной из выставленных скульптур, а время сейчас летнее – жара, даже ночью нет отдохновения…
– Это первое, что пришло мне в голову, – кивнул доктор и облизал полные губы. – Но ни одна из выставленных в зале фигур не повреждена! Я провёл, вы уж извините, – Викентьев смущённо улыбнулся, – собственное расследование.
– Значит, Пядников испачкался в другом месте, – повёл плечами Фома Фомич, – где-нибудь в подсобном помещении, в мастерской. Ведь там должна быть комната, где они приводят эти фигуры в порядок.
– Да? – Оптимизма во взгляде доктора поубавилось; он грустно изогнул губы и, перебегая глазами из стороны в сторону, проговорил: – Может быть, вы и правы… Значит, я зря вас потревожил, оторвал от дел?
– Нет, нет! – энергично помогая себе руками, решительно запротестовал начальник сыскной. – Возможно, всё наоборот – прав не я, а вы! Может быть, воск, зажатый в кулаке покойника, оказался там неслучайно. И у меня возник вопрос.
– Да, я вас слушаю! – с готовностью подался вперёд доктор.
– Вы говорите, что у Пядникова не выдержало сердце, так?
– Да, всё верно.
– А что? Он и раньше к вам обращался по поводу, – начальник сыскной коснулся рукой той стороны, где находится сердце, – или посещал другого врача?
– Нет, Пядников, скажем так, наблюдался у меня, но дело в том, что он не хотел, чтобы о его хворях знали другие, потому навещал меня инкогнито, всегда приходил поздно вечером и строго-настрого наказывал никому ничего не сообщать, даже дочери.
– Вы прописывали ему какие-то лекарства?
– Разумеется! – Во взгляде доктора промелькнула тень сомнения, а не зря ли он пришёл в сыскную, – может, нужно было просто-напросто выбросить этот воск и забыть обо всём?
Начальник сыскной задавал вопросы автоматически, он даже не знал, пригодятся ли ему ответы Викентьева в дальнейшем или нет: фон Шпинне привык трудиться с отдачей, чтобы ни у кого даже не возникало мысли в том, что он делает свою работу спустя рукава.
Знаете что, Николай Петрович, оставьте мне эту жестянку с шариком…
– Да я, собственно, и не хотел её забирать…
– Вот и замечательно! – Фон Шпинне заёрзал на стуле, давая тем самым понять, что у него кроме беседы с доктором ещё есть дела. – В ближайшее время постараюсь во всём разобраться. Спасибо за бдительность! – Это было сказано уже вслед покидающему кабинет начальника сыскной Викентьеву.