Смерть в изумрудных глазах - стр. 5
А к моменту, когда малыш явился на свет, – еле шевелил языком. Он-то не беременный! И без коньяка эти двенадцать неопределенных и страшных часов вынести бы не смог.
Сын оказался здоров.
52 сантиметра, 3700.
По шкале Апгар 8/9 (шикарный результат для далеко не юной матери).
Митрофанова продолжала трепыхаться, что у сына могут сейчас найти аномалии. Но Полуянов, едва взглянув в голубые и почему-то уже наглые глаза младенца, мгновенно понял: нормальный парень.
Единственная проблема обнаружилась еще в роддоме: пацан у них получился удивительно крикливым. Причем по децибелам, как утверждали медсестрички, намного опережал всех прочих новорожденных. И повода поорать не искал. Раскричаться мог и сытым, и в чистом подгузнике. Ну а если медики распеленывали, чтоб осмотреть, или – совсем кошмар – делали прививку БЦЖ, то впору было даже привычным бежать за берушами.
У Надьки, понятное дело, новый повод для беспокойства: выписку врачи задержали до выяснения причин. Подвергали младенца все новым и новым обследованиям, но в итоге вынесли вердикт: медицинских оснований для крика не имеется.
– Характер такой. Скандалисты, видать, у кого-то из вас были в роду, – сказал им старичок профессор.
И теперь юный скандалист Игнат надрывался в их квартире.
В первый день после выписки Надя с Димой жестко поссорились. Он честно выждал, пока она сына покормит. Поменяет подгузник. Даст укропной воды. Двадцать минут покачает на руках.
Потом сказал:
– Теперь клади в кровать – и по доктору Споку. Пусть вопит, пока самому не надоест.
Она взвилась:
– Как ты можешь?! Ему будет одиноко! Страшно!
Продолжала носить на руках. Игнат не унимался. Соседи (никакого уважения к новорожденному) взялись стучать по батарее. Дима ушел в другую комнату, надел наушники, поставил максимальную громкость – однако не помогло.
Через час к нему на диван пришла изможденная Надя.
Игнат продолжал орать в кроватке – теперь один.
У Митрофановой глаза на мокром месте, губы кусает. Дима открыл Спока, начал читать: «Когда ребенку время спать, вы можете сказать ему с улыбкой, но твердо, что ему пора спать. Сказав это, уходите, даже если он несколько минут покричит».
Несколько минут растянулись на десять. Потом на пятнадцать. На шестнадцатой Полуянов не выдержал сам. Ворвался в детскую, схватил Игната на руки, заорал:
– Ты когда-нибудь замолчишь?
– Ди-и-има! – возмущенно вздохнула Надя.
Младенец от грозного рыка вздрогнул.
А потом зевнул – и умолк.
– Вот и договорились, – усмехнулся отец.
Впрочем, приучить малыша засыпать одного в кроватке так и не смогли. Митрофанова начиталась антагонистов доктора Спока – неких Сирсов – и теперь утверждала: у них не наглый крикун, а ребенок «с повышенными потребностями». Поэтому – хоть Полуянов и возражал – таскала Игната на руках часами. В ущерб собственному сну. Ну и все прочие мамские инстинкты проявляла в максимальной степени. Крайне тщательно стерилизовала бутылочки для воды. Наглаживала пеленки. Уже в месяц купила Игнату первую книгу – на пластиковых страницах, с огромными картинками. С серьезным лицом младенцу объясняла: «Видишь? Это собачка!»
Полуянов от филиала дурдома в собственной квартире устал изрядно, так что с удовольствием наврал: удаленная работа у них в редакции теперь под запретом. И ездил в офис, словно на праздник.