Смерть субъекта - стр. 21
– Извините, – быстро говорю я и прошу, – пожалуйста, не делайте глупостей.
Я по очереди открываю глаза.
Он молчит и смотрит на меня в темноте.
***
«Карсум Либертатис» гудит, подобно пчелиному улью: утром доставили любовницу Деция Мануция. И не абы кого, а популярную актрису, чьи имя, внушительный бюст и широкие бедра известны каждому. Эти примечательные бедра не только вытолкали из плодоносного чрева пятерых детей, но и стали предметом влажных фантазий, наверное, всего мужского населения Империума. Кроме меня.
(Как по мне, актриса уже старовата и выглядит слишком потрепанной, чтобы и дальше играть юных девочек в новых кинокартинах. Кстати, мой наставник тоже от нее не в восторге).
Разумеется, актриса все отрицает, а обвинение в порочной связи с таким слизняком, как Деций Мануций, воспринимает за оскорбление. На допросе она ведет себя, словно на съемочной площадке: театрально промокает глаза платочком и заламывает руки. Она произносит слова с таким драматическим пафосом, что едва не выводит Креона Прэтора из себя. На моей памяти он никогда не бил женщин, и актриса чуть не становится исключением из его личного кодекса чести.
После того, как актрису уводят, он измученно откидывается на спинку стула и поворачивает профиль ко мне.
– За что нам это, Ливий? – сетует он, и в ответ я лишь развожу руки в стороны.
Но это еще не конец. Вместо Деция, вызванного на повторный допрос, в дверях возникает величавая фигура куратора. Он опускается на место, где обычно сидят арестанты, и, сложив морщинистые кисти на столе, строго глядит на центуриона Прэтора.
– Зачем вы допрашивали актрису? – интересуется куратор, опустив приветствие.
– Обвиняемый Мануций указал на нее, – отчитывается Креон, – мы обязаны были проверить…
– С каких пор слова какого-то изнаночника имеют вес? – обрывает старик, – он уже давно должен быть в шахтах, а вам не престало запугивать законопослушных граждан. Мало того, что госпожа Тиберис – известная персона и деятель искусства, так еще и супруга министра образования. Чем вы заняты, Прэтор? Зачем вы превращаете свою службу в балаган?
Я почти слышу скрип зубов Креона, хотя он и раздается только в моей голове. По правде, я восхищаюсь сдержанностью моего наставника. На его месте, я давно бы взорвался. Особенно после того случая с убийцей девчонки из центра «Продукции и репродукции». С тех пор гнев бродит в нем, как вино в бочке.
– Мне жаль, господин, – вместо этого говорит он, – мы разберемся с этим в скорейшем времени.
Куратор удовлетворенно кивает, но не уходит. Нет необходимости быть гением дедукции, чтобы понимать: он здесь не ради актрисы и Деция Мануция. Тут что-то другое. Что-то, что пока ускользает из моего внимания. Честно говоря, я предпочел бы и дальше оставаться в неведении, а лучше и вовсе убрался отсюда подальше. Я не хочу присутствовать при этом разговоре, но и смыться не вправе. Пусть от меня никакой пользы, я все же не имею права бросать своего наставника на растерзание куратору.
– Господин, – начинает Креон после паузы, – раз вы здесь, могу ли я задать вам вопрос?
– Конечно, – благословляет старик.
– Почему вы отклонили мое прошение перевести заключенную Силва в центр «Продукции и репродукции»?
Что?
Мой рот открывается сам собой.
Я не имею малейшего представления, о чем идет речь. Зачем вообще подавать какое-то прошение? Мне казалось, что с той сумасбродной девчонкой все уже решено: она провела ночь в камере, как и хотела, а дальше отправится туда, где ей самое место. Ужасы тюрьмы должны были преподать ей урок и приструнить ее мятежный дух.