Смерть субъекта - стр. 12
– Стой, – испуганно шепчу я, – не вздумай!
– Почему?
Цветок, вдетый в мою прическу, срывается и падает вниз, исчезая среди травинок на склоне. Солнце больше не греет. Из земли, на которой мы сидим, струится холод, заползающий мне под кожу и наполняющий все мое существо.
– Тот, что постарше – центурион, – выплевываю я, – они из «Фациес Венена».
Меня не обмануть гражданской одеждой.
– С чего ты взяла? – недоумевает Фаустина. Я чувствую, как под моими пальцами каменеет ее предплечье.
– Кольцо, – поясняю я, – женщины их не интересуют. Они предпочитают дрочить друг другу, конечно, когда не заняты допросами и пытками.
У Фаустины куда более весомый повод ненавидеть этих людей, чем у меня. «Фациес Венена» когда-то казнили ее отца, распорядителя продовольствия, утаившего в голодный год крохи для своей семьи. Это по-настоящему возмутительно, что не мелкие сошки, а крысы из тюремных застенков посмели выползти на свет и показаться нам на глаза.
Уж лучше центр «Продукции и Репродукции», чем спутаться с кем-то из них. Лучше смерть.
– Врага нужно знать в лицо, – говорю я.
***
До комендантского часа еще есть время, а я не хочу идти домой, потому направляюсь к Клавдию. Мне сейчас не выдержать тишины и одиночества пустой квартиры, а он – мой последний близкий человек. Только он способен понять меня и утешить. В конце концов, совсем скоро мы станем мужем и женой, а значит, нам следует делиться друг с другом, как хорошим, так и плохим.
Клавдий живет в другом квартале столицы, домусы здесь куда симпатичнее и почти не напоминают бараки. Они просторные, малоэтажные, оборудованные балконами и уютными палисадниками, где днем всегда стоит суматоха из-за резвящейся детворы. Этот квартал был отстроен специально для многодетных семей, чтобы продемонстрировать, как о них заботится государство.
Семья Клавдия считается образцово-показательной. У него целая орава братьев и сестер, а его родители – уважаемые граждане и почти герои. Они завели всех своих отпрысков еще до ужесточения репродуктивной политики, когда для хорошего социального статуса было достаточно иметь всего троих детей. С Клавдием их семеро, а его мать, хоть и считается старородящей, но опять на сносях. Видя это розовое, округлое лицо, пухлые предплечья и большой живот, я поражаюсь ее здоровью. Складывается впечатление, что она и восемьдесят лет продолжит выталкивать из своего чрева младенцев во славу Империуму.
Аве, аве, аве.
Дверь мне открывает младшая сестра моего жениха. Ей десять лет – у нее смешные косички и чумазый курносый нос, она еще не имеет и малейшего представления о том, что ждет ее в будущем. Вероятно, к моменту ее совершеннолетия требования станут жестче. Или все это безумие наконец прекратится. Одному Юпитеру известно, что будет.
Стоит нам хоть немного расслабиться, боги шлют нам испытания: не голод, так новый очаг распространения той страшной болезни. А государство всегда реагирует на трудные времена радикальными мерами.
– Как дела? – спрашивает малышка, сопровождая меня сквозь лабиринты их огромной квартиры к комнате, что Клавдий делит со старшим братом.
Я не знаю, что ей ответить. Ответ отягощает мою наплечную сумку. И ответ этот точно не для ушей маленькой девочки. Я бормочу что-то невнятное, и, сестра жениха с готовностью вываливает на меня рассказ о своей беззаботной жизни, пока строгий взгляд Клавдия не вынуждает ее заткнуться.