Смерть президента - стр. 31
– Да? – переспросил Цернциц. Видимо, такая мысль не приходила ему в голову. – Да? – снова повторил он, уже представляя влиятельных лиц города в своем кресле. И взгляд его опять пересекся с мерцающим в полумраке подстолья взглядом красавицы. – А что... Это будет забавно, хе! Пусть глава администрации или представитель президента посидят здесь минут по пять, десять... чтобы было что вспоминать до конца дней своих, а?
Сдержанный уважительный смешок был ему ответом.
– Прокурор города тоже заслуживает подобного знака внимания... Правда, я не уверен в чистоте его белья...
– Может быть, после сауны? – предложил Люцискин. – Будет повод выдать им бельишко поприличнее...
– В этом что-то есть, – согласился Цернциц. – Дальше... Посибеев!
Поднялся со своего кресла Посибеев.
Рост у него был просто потрясающий – два метра пятьдесят восемь сантиметров, а держал его Цернциц в своей команде только из-за роста. Это привлекало внимание, вызывало интерес, а кроме того, Посибеев был своеобразным символом Дома – он возвышался над людьми, как Дом возвышался над прочими строениями города.
– Если, Иван Иванович, – густым рыкающим голосом начал Посибеев, – пригласить их в ваш кабинет, подвести к окну, чтобы в лицо им ударил ветер пространства... Сорок квадратных метров стекла без единой перегородки... Да у них все похолодеет от ужаса.
– И это все? – разочарованно протянул Цернциц.
– Вручить им по хорошему пол-литровому фужеру французского коньяка...
– Хороший коньяк бывает только в Грузии, а уж никак не в худосочной Франции, – как бы между прочим поправил Цернциц.
– Значит, надо наполнить фужеры грузинским коньяком.
– Или армянским, – продолжал делиться познаниями Цернциц.
– Или армянским, – тут же согласился Посибеев, охотно согласился, видимо, тоже был знаком и с грузинскими, и с армянскими коньяками. – Ни один из гостей не осмелится оставить хоть каплю, они будут вылизывать эти фужеры, насколько позволит длина их поганых языков!
– Сказано хорошо... Но... Это все?
– На этаже немало укромных уголков... Пусть бы наши победительницы конкурсов... Ради почетных гостей... Вспомнили бы о своих прелестях... После коньяка гостям наверняка захочется в этих прелестях убедиться...
– Уже подумали об этом, Посибеев. Садись.
– Может быть, оркестр...
– Заказан.
– Танец живота...
– Вот ты и исполнишь, – сказал Цернциц, проявив и смелость мышления, и чувство юмора, и твердость руководителя. Все сотрудники дружно, но сдержанно рассмеялись. Кроме Посибеева – он-то прекрасно знал, что ни единого слова Цернциц не произносит просто так, походя. Если слово выскочило, даже случайно, даже по оплошности – оно должно воплотиться в дело. На свое место Посибеев сел бледный, как... как газетный лист – с сероватым оттенком. – Получишь в костюмерной шаровары, – продолжал Цернциц без улыбки, – чалму, тапочки с задранными носками... Ну и все, что требуется.
– А что еще требуется? – негромко вымолвил Посибеев – он даже сидя возвышался над всеми.
– У тебя между ног что? – строго спросил Цернциц.
– Ну, как, – Посибеев опять поднялся. – Что положено, то и есть.
– А что должно быть у исполнительницы танца живота? – продолжал допытываться Цернциц, будто сам не знал – что там у нее находится.
– Ну, как... – совсем растерялся Посибеев.