Смерть на Кикладах. Сборник детективов №2 - стр. 28

Слепит-то как, подумал Смолев. После темноты снаружи – и такой яркий свет!

Он сощурился и даже прикрыл глаза рукой. Манн и вовсе достал темные очки из кармана пиджака, надел и не снимал их до самого выхода из больницы.

Старший инспектор уголовной полиции острова стоически терпел. Он понимал, что его люди оплошали. И как! На посту! Упустили подозреваемого в покушении на убийство! Что ему этот яркий свет, что резал глаза, выжимая слезу? Мелочь! На душе у него снова скребли кошки: после похвалы самого Директора департамента уголовной полиции и повышения в звании – такой прокол!.. Позор какой! Стыдно, нет слов, как стыдно! Как могли его сержанты так подвести своего инспектора? А ведь он их инструктировал лично! Какой конфуз – да еще и в присутствии самого главы Национального Бюро Интерпола!

Манн покосился на старшего инспектора, который всю дорогу до больницы в машине вздыхал так, что мог бы разжалобить и камни.

Ишь ты, переживает, подумал генерал. Правильно делает! Балбесы его подчиненные! Впрочем, выводы делать пока рано.

Они молча прошли длинным больничным коридором, поднялись по лестнице на второй этаж, где находились палаты интенсивной терапии. В одной из них и проходил лечение Глеб Пермяков. Шли не разговаривая, каждый был погружен в свои мысли. Но общее напряжение чувствовалось по коротким взглядам, легкой нервозности, что охватила всех троих и тяжелым вздохам старшего инспектора.

На медицинском посту сидела заплаканная дежурная медицинская сестра.

Ты смотри, подумал Смолев, совсем еще девочка! Лет двадцати, наверно – студентка.

На ней не было лица. Впрочем, такими же растерянными и поникшими выглядели и два сержанта местной уголовной полиции, которых оставил нести караульную службу у палаты Пермякова их начальник. У одного из них опухла скула, на подбородке был явно виден кровоподтек. Он сидел в неудобной позе, неловко скрючившись на стуле, прижимая локоть правой руки к животу.

Это он попал «под раздачу», понял Алекс, окинув пострадавшего внимательным, цепким взглядом.

Второй стоял рядом с напарником, держа в руке пузырек с какой-то жидкостью, в которую обмакивал ватку и прикладывал ее к ране на лице товарища.

– Спирт? – повел носом Виктор Манн.

Говорил он по-гречески, суровым тоном, испепеляя взором незадачливых сержантов поверх очков. Под его взглядом они еще больше пригнулись.

– Не рано ли празднуете?

– Разрешите, господин генерал? – вставил слово Антонидис, пересилив страх и робость.

Все-таки это были его сержанты. С него пусть хоть шкуру сдирают, а подчиненных он обязан допросить сам и лично. В любом случае, это его вина – и его ответственность!

– Я хотел бы провести опрос сам!

– И правильно! Сами их и допросите, – неожиданно одобрил Манн, перейдя на английский, чтобы и Смолев смог поучаствовать в беседе. – Ваши кадры, старший инспектор, вот вы с ними и разбирайтесь. А мы пока походим, посмотрим, побеседуем с медицинским персоналом. Через двадцать минут подведем общие итоги. Договорись? Ну и отлично!

– Пойдем, Саша! – перешел он на русский, обращаясь к Смолеву. – Давай так: я с девочкой пошепчусь, о чем она грустит, узнаю. А ты пройдись, посмотри по сторонам. Важно понять, откуда этот незваный гость тут взялся. В машине Антонидис божился, если помнишь, что дверь в больницу была закрыта. Вопрос: как он сюда проник, что оказался прямо в коридоре у входа в нужную ему палату? Добро?