Слёзы чёрной вдовы - стр. 50
Тогда Светлана уступила ему в первый раз. Отчасти потому, что клятвы следовало соблюдать, а отчасти потому, что надеялась, что прежняя детская любовь и впрямь вернется. Не вернулась. Хотя Светлана все еще ждала ее – до этой ночи. Сегодня она особенно ясно осознала, насколько отвратительна ее связь с Сержем – для названия подобной связи в русском просторечном языке есть вульгарное, но зато очень емкое слово, прекрасно характеризующее их с Сержем отношения.
Не брак Алины уничтожала она, позволяя Сержу целовать себя, а собственную свою жизнь.
* * *
Портьеры уже не спасали от лучей солнца: за окном был день, когда она очнулась во второй раз. И сразу поняла, что это снова пришло.
Прошлой ночью, когда она убила Павла, все было так же. Не сон, не явь, а что‑то среднее. Полусон. Тело казалось тяжелым, будто пудовыми цепями прикованным к кровати, мысли же, как в нервной лихорадке, метались в голове, не позволяя ни на чем сосредоточиться. Светлана теперь до замирания души, до оторопи во всем теле боялась, что все повторится.
Подняться с постели было неимоверно трудно, но еще несноснее было лежать подле спящего Сержа… Светлана с трудом, будто пьяная, цепляясь за стены и спинку кровати, поднялась на ноги. Все плыло перед глазами и шаталось – или это саму Светлану качало из стороны в сторону. Яркие, почти живые образы то и дело возникали перед глазами: вот Павел смотрит на нее из угла с молчаливым укором, вот Леон кричит и беснуется, вот Серж требует, чтобы она клялась ему в любви. Была здесь и Надя, которая, перемежая слова слезами, твердила ей, что никогда не простит…
Пошатываясь, по стене, Светлана пробиралась меж ними к двери, мечтая как можно скорее отгородиться от них – будто дверь спасла бы. А выбравшись в будуар, поплотнее закрыла за собою и только теперь, окончательно обессилев, сползла на пол. Сжала ладонями пульсирующую от боли голову и затихла.
Светлана горячо молилась про себя – молилась, чтобы это ушло. Когда не стало Ванечки, Светлана решила, что Бога нет. Или же он есть, но настолько жесток, что лучше б его и не было. Но, когда это владело ею, она готова была верить хоть в Бога, хоть в дьявола, готова была продать тело и душу – лишь бы все прекратилось.
В прошлую ночь она молилась тоже – не помогло. И как много было крови, господи, как много…
В какой‑то момент Светлане начало казаться, что это отступает… когда неожиданно в ее скачущие, суматошные мысли вторгся голос отца – насмешливый и жестокий:
– Твой любовник теперь выжил тебя из собственной спальни? Милая, что же с тобой стало – ты же раньше была совсем не такой.
Она резко вскинула голову: отец сидел в кресле напротив – в домашнем халате и турецких мягких тапочках, которые Светлана берегла ему на именины, да так и не успела подарить.
Страха не было, удивления тоже. Но, на редкость ясно осознавая происходящее, Светлана покачала головой:
– Не говори со мной… тебя нет, ты – фантом. Мой отец умер много лет назад, а тебя я не знаю и не желаю даже слушать.
– Действительно – умер?! – Отец вскинул брови столь знакомо, что у Светланы защемило сердце. Оттого, что наяву этого никогда больше не будет.
Но его слова… Они мучили Светлану, сводили с ума, заставляли закрыть уши и бежать, бежать безо всякой надежды укрыться.