Слепой секундант - стр. 31
– А коли мимо церкви побежит и никакая служба ему не надобна?
– Ну тогда – пусть бежит. Невелика потеря…
Уходя, Еремей указал Тимошке взглядом на барина, что означало: не оставляй одного ни под каким видом, как бы чего не натворил. Тимошка делал все, что мог: стоял рядом, докладывал о столичных ценах на сено, солому и овес, о конском здоровье, о состоянии возка. Это не отвлекло Андрея от печальных мыслей, а под конец стало сильно раздражать, и он выслал кучера из комнаты с приказанием без спроса не входить.
Две смерти в один день – это даже для боевого офицера, потерявшего под Очаковом с дюжину сослуживцев, было многовато. Невеста и друг… Однако именно в таком подавленном состоянии он вдруг понял: все, что можно потерять, потеряно, и можно кидаться в атаку безбоязненно. Что там осталось – жизнь? Велика ли ей цена, если не исполнен долг секунданта, если не наказаны убийцы Катеньки. Да еще Акиньшин – его погубили те, по чьей милости погиб горячий Гриша, пропала бедная Машенька… Зрение не отвлечет рассудка, зрения нет. Мысль может летать в просторах и трудиться, как землекоп. И она, мысль, довольно скоро нашла способ сразиться с врагом, именуемый «ловушка».
Ловушки могли быть две. Первая – та богатая девица или дама, которую враг желал запугать судьбой Маши Беклешовой, чтобы стала посговорчивее. Эту особу следовало угадать и тщательно изучить, что вокруг нее происходит. Вторая – вторая… Ее очертания уже рисовались в Андреевой голове… Для удобства он дал ей имя. Представил он себе эту особу в виде паука, сидящего в центре огромной паутины; паука в бархатной маске, как будто тот собрался в маскарад. Пока маска не сорвана – пусть будет мусью Аноним!
Постучав, вошел Еремей. За шиворот он вел Фофаню.
– Да что ж такое? – жалобно взывал Фофаня. – Из храма Божия, яко татя полунощного, вытащили! На что я вам, люди добрые? Коли хотите полицейским трущам сдать – так хоть не мучайте! Отпустили, снова изловили!..
– Помолчи, – велел ему Еремей. – Так вот – он точно первым делом побежал в храм. Тот, монастырский. И там всех в изумление привел – таких кающихся грешников в храме, поди, и не видали.
– Так что ж, была тебе от Фофани душеспасительная польза? – осведомился Андрей. – Вот что – кликни-ка мне Тимошку. Пошлю его с поручением.
Поручение последовало такое – узнать в монастырском храме все, что можно, о святом Феофане, том, память которого весной, потому что Фофаня как-то проболтался, будто родился в Страстную седмицу. А когда станет ясно, о ком речь, хоть все столичные храмы обежать – а найти в церковной лавке его образ и, выменяв, принести.
– А с этим что делать? – спросил Еремей.
– Да в тот же чулан. И сам сторожи – не то додумается, как уйти в окошко. А он мне надобен.
Фофаня опустил глаза. Побег стал насущной необходимостью.
Сперва Фофаня ныл, то просился до ветра, то требовал хоть кус хлеба, то кружку воды, и разозлил Еремея. Еремей изругал его и более не обращал внимания на слезы и причитанья. Фофаня добился своего и основательно занялся окошком. Опыт лазания даже в очень узкие окошки у него имелся – он умел так сместить плечевые кости, что они проходили через дыру шириной куда менее полуаршина.
Однако Фофане опять не повезло – чуланная дверь отворилась, и Еремей уже привычным движением цапнул беглеца за шиворот.