След механической обезьяны - стр. 12
– Фома Фомич, а действительно, если кто-то не захочет с вами беседовать, как вы поступите, принудите его это сделать? – спросил промышленник.
«Они бы все захотели со мной поговорить, если бы вы, уважаемый, не заявили с порога, что я сыщик и буду здесь заниматься своими полицейскими обязанностями…» – подумал фон Шпинне с неизменной улыбкой, глядя на Протасова. А вслух сказал следующее:
– Нет, ни в коем случае! Просто человек, который отказывается отвечать на вопросы, автоматически попадает под подозрение! – Он наклонился вперед и долгим взглядом осмотрел всех собравшихся за столом. В особенности полковника интересовали сыновья Протасова. Но ни один из них даже не повернулся в сторону гостя, продолжая молча есть.
– Под какое еще подозрение? – Арина Игнатьевна вскочила на ноги. Женская половина, поддерживая ее, недовольно загудела. – Под какое еще подозрение? – повторила хозяйка свой вопрос, не сводя цепкого взгляда с фон Шпинне.
Понимая, что этим он не добавляет симпатии к себе, начальник сыскной тем не менее принялся объяснять:
– Под такое подозрение, что, возможно, это он причастен к тому, что заводит механическую обезьяну. В противном случае игрушка не смогла бы перемещаться.
– Но у нас нет ключа, чтобы ее заводить! – Николай решил прийти на помощь матери. Другие члены семьи поддержали его энергичными кивками. – Пусть отец скажет. Отец, ключ ведь у тебя, как можно завести игрушку без него?
– Я знаю, что ключ один и он находится у Саввы Афиногеновича, однако все можно подделать… Вижу, вы хотите возразить мне! – сказал, глядя на Николая, начальник сыскной. – Дескать, такой ключ подделать невозможно, за это никто в Татаяре не возьмется. Спорить не буду, это так…
– Ну а если это так, то получается, никто другой, кроме отца, не мог заводить обезьяну! – проговорил, искоса глядя на Протасова-старшего, Николай.
– Я этого и слушать не хочу! – заявила Арина Игнатьевна, встала и, подойдя к невестке, сказал ей что-то на ухо. После взяла внука за руку и, даже не вытирая салфеткой его испачканные щеки, увела с собой. Он покорно пошел вместе с бабушкой.
– Да, никто, кроме Саввы Афиногеновича, не мог заводить игрушку! Но это если исходить из того, что ключ один…
– Я… – начал Николай, но фон Шпинне остановил его жестом.
– Позвольте мне закончить. С того момента, когда мы случайно встретились с вашим отцом, и до того, как я появился здесь у вас, прошло несколько часов. Это позволило мне предпринять кое-какие действия, проливающие свет на дело механической обезьяны…
– Какие действия? – спросил явно удивленный промышленник. Похоже, ему и в голову не приходило, что начальник сыскной в столь короткое время может что-то предпринять. Было видно, по крайней мере, Фоме Фомичу, фабрикант недоволен, более того, встревожен.
– Я по телеграфу связался с «Детскими радостями»…
– Но откуда вы узнали о них?! – воскликнул Протасов.
– Такая работа, – скромно заметил начальник сыскной, после чего добавил: – А для кого это название ни о чем не говорит, поясню – в этой берлинской фирме Саввой Афиногеновичем была куплена заводная игрушка, которая сейчас стала предметом нашего внимания. Так вот, я спросил у них, по телеграфу, разумеется, почему они отправили только один ключ. – Начальник, извинившись, выбрался из-за стола и принялся расхаживать взад-вперед по столовой. Собравшиеся следили за ним взглядами, те, которые сидели спиной, тоже повернулись. Этого, собственно, фон Шпинне и добивался, ему было очень важно видеть глаза каждого. – Мне пришлось сидеть и ждать ответа, поэтому я и задержался к ужину. И вот ответ пришел… – Начальник сыскной расстегнул пиджак, полез во внутренний карман и вытащил сложенный вдвое желтый телеграфный бланк. – Я вам читать не буду, написано по-немецки, расскажу своими словами. Представитель фирмы, господин Краузе, сообщает, что вместе с игрушкой был отправлен не один ключ, а целых три: один вставлен в заводное отверстие, а два других находились в полотняном мешочке синего цвета с надписью «Детские радости». Мешочек был привязан к правой лапе обезьяны. И, – фон Шпинне снова заглянул в телеграмму, – как утверждает все тот же Краузе, привязан очень крепко. Итак, что это значит? – Фома Фомич обвел взглядом собравшихся и остановил его на хозяине.