След механической обезьяны - стр. 11
Подали десерт. Единственный за столом, кто этому обрадовался, был фон Шпинне.
– О, десерт! – воскликнул он и даже хлопнул в ладоши.
– Вы сладкоежка? – сверля гостя взглядом, сухо спросила Арина Игнатьевна.
– Нет!
– Но вы так обрадовались!
– Я уже давно не ел ничего сладкого. Да и потом, мне кажется, лучше радоваться, чем печалиться!
– Радость радости рознь! – заметила одна из приживалок, Мария Потаповна, плотная, крепко сбитая женщина лет шестидесяти. Сидела в самом конце стола.
– Да нет, – возразил ей Фома Фомич, – радость – это всегда радость!
– Нет! – упрямо склонив голову вперед, точно готовая боднуть корова, настаивала на своем приживалка. – Злодей ведь тоже радуется, когда совершит злодеяние. И это что же, по-вашему, наша радость и его радость – это суть одно и то же?
– Да! – кивнул начальник сыскной. – Дело ведь не в том, из-за чего человек радуется, а в том, что он радуется. Вот и все!
– Ну, я спорить не буду, думайте, как знаете, а я буду думать по-своему…
– Этого вам никто не запретит! – демонстративно уплетая десерт, сказал фон Шпинне, а про себя подумал, что хозяин, когда говорил о приживалках, слукавил об их молчаливости.
– Фома Фомич! – вдруг обратилась к нему Арина Игнатьевна.
– Да!
– А вы кто будете?
– Что вы имеете в виду?
– Чем занимаетесь?
– Фома Фомич – начальник сыскной полиции! – ответил за гостя Протасов. Это несколько удивило, даже расстроило полковника, ему казалось, что не стоило этого сообщать. Но виду он не подал и беззаботно мотнул головой: мол, да, я начальник сыскной полиции.
– Начальник полиции? – У Арины Игнатьевны вытянулось лицо. Другие домочадцы, судя по сдержанным восклицаниям, тоже удивились. Сидящий по правую руку от фон Шпинне Николай выронил вилку, она громко звякнула о тарелку.
– Да! – сказал Протасов-старший. – А что в этом удивительного? Что, человек не может быть начальником полиции и моим старым приятелем?
– Нет, просто это необычно, вот и все. Я-то думала, что Фома Фомич торгует ситцем, а он… – стала неуклюже оправдываться жена Протасова.
Фон Шпинне заметил: острее всего, из тех, кто попадал в поле его зрения, на известие, что он из полиции, отреагировала как раз Арина Игнатьевна. Лицо ее при этом стало желтее, а губы утончились в ниточки.
– И еще, – вытаскивая из-за ворота льняную салфетку и небрежно бросая ее на стол, сказал Протасов, – Фома Фомич в нашем доме не совсем гость, как было сказано мною ранее, он здесь займется и своими сугубо полицейскими делами.
«А вот это уже действительно лишнее…» – продолжая улыбаться и согласно кивать, подумал начальник сыскной.
– Какими еще полицейскими делами? – бухнул Николай.
– Я рассказал ему об обезьяне, и он хочет, вернее, я попросил разобраться… Поэтому, если Фома Фомич изъявит желание с кем-то из вас побеседовать, не отказывайте…
– Это что же, он будет нас допрашивать? – с визгливыми интонациями в голосе спросила Арина Игнатьевна.
– Нет, это не допрос, это просто беседа! – спасая ситуацию, пояснил спокойным голосом фон Шпинне. Ему не очень нравилось такое начало. Он не понимал, почему Протасов не согласовал с ним действия. Возможно, это просто недомыслие, а возможно, господин промышленник ведет какую-то свою игру, в которой начальник сыскной всего лишь отвлекающий момент.
– А если я не захочу с ним беседовать? – задала вопрос мужу Арина Игнатьевна.