След лисицы на камнях - стр. 17

– Милиция приехала только через шесть часов. Мне пришлось отогреваться и ждать их у соседки, которая заговаривалась и три раза порывалась накормить меня помоями. С тех пор я недолюбливаю деревни. Особенно зимой!

Бабкин покивал с понимающим лицом.

– Вообще-то правильно тебя убеждали, что тетка загнется в городе, – без всякого сочувствия сказал он. – А что касается ее смерти, так ты не тетку оплакивал, а свои представления о достойной кончине. Хотя чем плохо умереть на собственной кровати?

– Ты еще предложи мне порадоваться, что ее не объели домашние животные.

– Подумаешь, объели бы! Старушка, может, была бы и не против напоследок покормить собой питомцев!

Они направились в сторону дома на окраине.

– Ты бы согласился, чтобы твое безжизненное тело обглодали коты? – поинтересовался Макар.

– Не. Я к котам не особо. А вот собаки – можно.

– Небесное погребение, – задумчиво сказал Илюшин.

– Это что?

– Обычай в Тибете. Называется «Милостыня птицам». Отвозят труп в долину, привязывают к колышку. Налетают грифы и объедают все до костей.

– Это зачем такое нужно?

– Считается, что от человека должна быть польза не только при жизни, но и после смерти, так что покормить грифов своей печенью, раз уж она больше тебе не послужит, – твой священный долг.

– Что-то вроде донорства органов…

– Типа того.

– Я против того, чтобы меня привязывали к колышку, – решил Бабкин. Они остановились возле старой избы с потрескавшимися стеклами, где на причелине висела ржавая табличка с номером «48». Калитка болталась на одном гвозде, как оторвавшаяся заплатка. – Это унизительно.

– Если не привязывать, твои кости растащат по всему Тибету. А так их соберут, разотрут в порошок, замесят с водой, испекут лепешки и накормят нищих.

Сергей уставился на Макара.

– Правда?

– Нет.

– Тьфу ты… Ляпнешь ведь!

Бабкин протиснулся в щель мимо калитки, мяукнувшей, как беспризорный кот, когда он задел ее плечом.

– Но вообще-то кости и в самом деле измельчают, – говорил Илюшин, идя за ним следом. – Только отдают не людям, а грифам.

– Это можно. – Сергей толкнул входную дверь, нащупал в темноте на стенке выключатель. Тусклая лампочка осветила пыльные полки с пустыми стеклянными банками. – Что-то здесь не особо уютно… А ты сам как насчет птиц?

– Грифов отвергаю! Не желаю, чтобы мой гениальный мозг стал пищей для стервятников. Предпочитаю завещать его науке…

Бабкин пригнулся, входя в комнату, – притолока нависала совсем низко.

– Башку свою гениальную не расколоти… – начал он.

Страшный удар сбил его с ног. Он слышал крик Илюшина и пытался повернуться, но мешала возникшая откуда-то дощатая стена. Сергей толкал ее, превозмогая боль в затылке, пока вдруг не осознал, что это пол. Все это время он бессильно ворочался на полу.

Кто-то склонился над ним. Угасающим сознанием Бабкин пытался сконцентрироваться на лице нападавшего. А затем на голову ему надели мешок, и Сергей провалился в темноту.

Грифы растащили его кости – похоже, колышек оказался недостаточно прочен, и теперь, как и предсказывал Макар, останки были разбросаны по пологому склону горы. Череп застрял в ущелье, берцовая кость торчала из земли, воткнувшись почти вертикально. Вешка. По ней Илюшин сможет найти дорогу домой, но есть ли в этом смысл, если единственный, кто ждет его, – мертвая тетушка с живым котом?