Славка, Колька, Сашка и самолёт - стр. 12
– Умер? – Славке стало жалко медвежонка.
– Нет, Вячеслав. Не умер. Он стал пьяным. Уснул. Мы с ним фотографировались. Светка поначалу боялась, за меня пряталась, а потом даже за лапу его держала.
– А после что с медведем сделали? Убили?
– Да что ты заладил – убили, убили… Никто его не убивал! Погрузили на тележку и вывезли подальше в тайгу. Земли потом на бочки накидали.
– Это хорошо! А почему Ведьмак? Потому что людей не любит?
– Да кто же его знает. Вся деревня так звала за глаза. Но боялись. Силища невероятная в руках у человека. Он всех отвадил от Славкиной пади. Все тихо охотились. В каждом доме были ружья. Тайга же кругом. А этот нет. Только волчьи ямы. Силки, петли, брёвна на противовесах. У него ульи стояли там. Медведи шли на мёд. Так ни одного улья они не взяли. Вот такую оборону он устроил вокруг. А тут как-то скот начал пропадать. Медведь стал скотину драть. Отбилась корова от стада. Он её и задрал. Охотников полно в деревне, они и засаду на медведя устраивали. А медведь как заговорённый. Уходил от них. Обходил все ловушки, волчьи ямы с кольями на дне. Прямо как знал, что ему готовят. Обычно зверь так себя не ведёт. Бабки судачили на завалинках, что это оборотень вернулся. Того самого Славкина вспоминали. Это бабки. Им лишь бы лясы чесать.
Ну, у народа мысль и созрела, что это раненный на ведьмаковской пасеке мишка мстит так людям. Выпили мужики и гуртом, человек тридцать, повалили к деду Епифану. Я тогда мелкий был, но тоже увязался. Интересно же! Зашли во двор те, кто на улице остался. Мы с пацанами забрались на забор, глядим, что дальше будет. Выходит Ведьмак, в рубахе навыпуск:
– Чего надоть?
Мужики горланят, перебивают друг друга, руками машут, угрожают. Понятное дело, пьяные.
Ведьмак посмотрел на них недобро так. Все враз и заткнулись.
У него над входом в дом была подкова конская прибита. На удачу. Он так её легко потянул на себя, как будто она не прибита была вовсе, а приклеенная. Оторвал её. Гвозди аккуратно вынул, в карман к себе положил. Потом, не сильно напрягаясь, разогнул её. Бросил под ноги пришедшим.
– Как сумеете снова согнуть – так и приходите. А от меня раненый зверь не уходит. Я над зверьём не измываюсь. Либо не подходит совсем, либо не приближается. Не мой медведь. А вы, мужики, ступайте подобру-поздорову, а то места будет мало. Вы же потом лечиться пойдёте да власти жаловаться. Так что не надо. Если нет среди вас охотников, способных с медведем справиться, так я сам с этим мишкой разберусь. Только не надо всем кагалом ко мне валить. Пришёл бы один-два да по-человечески попросил бы о помощи. Я помогу. А вот так… не надо. Меня горлом не возьмёте. Самим потом больно будет. А мне вас припарками лечить.
И мужики молча, без единого звука, развернулись и вышли. Мы остались сидеть на заборе.
Так Ведьмак подобрал это разогнутую подкову. О перила на крыльце снова её согнул. Подправил на камушке, чтобы ровная была. Сходил в дом за топором и обушком, снова повесил на место. Гвозди из кармана старые вынул, тоже поправил на камне том и на место приладил подкову.
А потом ушёл в тайгу. И через неделю на центральную площадь приволок медвежью лапу. Я медведей видел. Но такой лапы – никогда! Огромнейшая лапища. Раза в два больше привычной. Страшная. Когти крупнее, чем мой средний палец, раза в два, и толстые. Как большой палец на ноге. А он в одиночку его взял! После этого случая Ведьмака все стали ещё больше бояться и по мелочи старались не беспокоить. А он и не лез ни к кому.