Слава России - стр. 49
Все свои знания, все умение вложил старый воевода в укрепление города к грядущей осаде. Рязань была сильнейшей крепостью Руси. С одной стороны ограждена она была крутым берегом Оки, с которой невозможно было вести штурм. С других трех сторон город был окружен земляным валом в 9 мер высотой и в 25 шагов шириной, со рвом спереди. На валу высились мощные тарасы, двойные стены из дубовых бревен – с землей и камнями между ними. Тарасы соединялись высокими вежами, выступающими вперед для удобства обстрела атакующих. Внутри крепости располагался еще один вал и тарасы, окружающие детинец11.
Тарасами-то и занялся Яромир в первую очередь, велев залить их водой, которая в декабрьскую стужу тотчас заковала стены в ледовый панцирь. Однако, стены и орудия не спасут, если некому будет оборонять их. Оставив запасной полк в 500 гридней и имея еще столько же, воевода призвал на защиту города простых жителей. Лучшими после гридней воинами были охотники-медвежатники и лесорубы. Но спешили вступить в ополчение все, кто мог носить оружие: от отроков до стариков. Немалое пополнение составили и крестьяне, оставившие свои посады и укрывшиеся в крепости. Разбитые на сотни и десятки ополченцы вооружались мечами, дубинами, луками, топорами, копьями и занимали отведенные им Яромиром позиции.
Не отставали от мужчин и женщины. Они не могли биться с врагом мечами, но могли помогать воинам на крепостных стенах, втаскивая тяжелые камни для метательных орудий, варя смолу, опрокидывая котлы с нею на головы штурмующих… В обезлюдевшей Рязани лишних рук оказаться не могло, и в помощь годились даже слабосильные.
Несколько дней шла лихорадочная работа, и, вот, донесли дозорные, что приближаются Батыевы тьмы, выжигая все на своем пути. Пустошь и дымящуюся золу оставляли после себя поганые, ничего и никого не щадя. В ожидании врага старый воевода прошел в Успенский собор, где денно и нощно молилась осиротевшая княгиня Агриппина. Она и теперь, несмотря на лета свои, стояла на коленях пред образом Николая-Угодника. Выцветшие глаза ее, прежде ярко зеленые, прекрасные, были сухи. Спокойствие этой женщины, потерявшей почти всю семью, поражало и восхищало. Но, может, от того так спокойна была она, что знала – разлука будет совсем недолгой?
Знали это и снохи ее, но в отличие от старицы заходились в горьких рыданиях. Плакали они по мужьям и сыновьям своим и по собственным загубленным жизням, по страшной участи, ожидавшей их.
– Полно, милые, – тихо говорила им Агриппина Ростиславовна. – Такова Божия воля. За муки наши он воздаст нам сторицей. Не бойтесь. Двери Господней святыни нечестивцы не одолеют…
Верила ли она сама в это последнее утешение? Но снохи ее не верили и голосили еще пуще, ломая руки.
Заметив вошедшего Яромира, княгиня поднялась и шагнула ему навстречу:
– Здравствуй, воевода! Чаю, недобрые вести принес ты? Добрых-то ждать нам неоткуда.
Низко поклонился Яромир старице. Вспомнился вдруг, как живой, супруг ее, Ингварь Святославович, с коим в стольких битвах вместе мужествовали! И сама она – еще молодая, полная сил красавица, окруженная гурьбой сыновей… И Юрий Ингваревич, которого именно он, Яромир, впервые сажал на смирную малорослую лошадку – гнедую, в белых «онучах»… Целая жизнь пролетела, и, вот, оканчивалась ныне – горчайше… Нет, не жаль ее, этой жизни. Она уже прожита. Но жаль всех этих юношей и дев, и малых детей, и белоснежной прекрасной Рязани, обреченных в жертву безбожному Батыю.