Размер шрифта
-
+

Слава России - стр. 41

– Прочь, дьявол! – Захария вскочил на ноги и резко оттолкнул жида. – Никогда не смей говорить со мною так, не то поганая кровь твоя прольется прежде княжеской! Иудин грех я уже взял на свою душу, так, – обернулся он к Кучковичам. – Но дважды Иудой не стану. С вами пойду до конца…

– Тогда поклянемся все в этом! – воскликнул Петр. – Поклянемся, что все пойдем до конца!

Шесть голосов повторили клятву, и эхом повторилась она в ночной тишине. Последней клялась княгиня.

– Клянусь, что пойду до конца. Клянусь, что исправлю все те злодейства, что сотворил мой изверг-муж. В память невинно убиенных отца и брата!

– Да будет так, сестра, – Яким обнял ее за плечи. – Скоро ты займешь княжеский стол, и, верю, слава твоя не уступит славе премудрой княгини Ольги! Новою Ольгою нарекут тебя, сестра, наши летописцы, и прославят твое имя в веках благодарные потомки.

– Однако, как же мы сделаем это? – спросил Петр, наполняя кубок. – Нас мало, чтобы сражаться.

– Сражаться не придется, – покачал головой Ифраим. – Князь ночи напролет проводит в храме, там никого не бывает с ним, кроме отрока Порфирия.

– Безумие! – снова попытался возражать потрясенный кощунством Захария. – Уж не хотите ли вы осквернить злодейством Божий храм?!

– Убить изверга – не злодейство, а Божие дело! – вспыхнула Улита, поднявшись.

– Обагрить алтарь кровью – Божие дело? Опомнитесь! Ведь мы же христиане, а не поганые язычники!

– Довольно, боярин! – Петр положил могучую руку на рукоять меча. – Ты дал клятву. И если желаешь нарушить ее, то отсюда ты не выйдешь.

– Я уже сказал, что дважды Иудой не стану… – откликнулся Захария, поникнув. Впервые мелькнула в его голове мысль, что, может, и лучше бы было броситься в ноги князю и донести обо всем. Ведь не зверь же он и не станет сечь покаянную голову! Ведь столько лет служил ему Захария верой и правдой, и в Рутском сражении бились они плечом к плечу. Мыслимое ли дело в Господнем храме убить человека? Убить своего князя, на молитве, пред очами Божиими предстоящего?

– В храме хранится меч Святого Глеба, – вспомнил Яким. – Князь уже стар, но крепок мышцею, и нам не стоило бы вступать с ним в схватку.

– Я унесу этот меч заранее, – пообещал Анбал, бывший княжеским ключкарем.

– В таком случае, решено! – заключил Яким. – Мы положим конец самовластию жестокого тирана!

– Да поможет нам Бог! – с чувством воскликнула Улита, и глаза ее загорелись предвкушением долгожданной мести, свободы и власти.


Свет лампад и свечей, запах теплого воска и ладана, строгие или кроткие лики икон, взирающие из полумрака – все это умиротворяюще действовало на расстроенную душу. Последнее время Андрей всякую ночь проводил здесь, в своем Боголюбовском храме, вознося горячие молитвы Господу и Его Пречистой Матери.

Покончив с дневной суетой, он приходил сюда и, оставив Порфирия спать в притворе, сам возжигал все лампады и свечи, сам пел длинные службы, тексты которых помнил наизусть – не хуже иного попа…

Среди многих устроений и преобразований своих не забыл князь Андрей и Церкви. Желая понизить значение Киева, он добивался от Константинополя отдельной митрополии для своей любезной Владимирщины и предлагал на то ставленника своего – епископа Феодора. Но Константинополь не пожелал уважить просьбу русского князя, а несчастному Феодору, как будто бы ослушнику, было велено явиться в Киев, на покаяние к тамошнему митрополиту. Вот, только митрополит тот был не пастырем добрым, а истинным волком в овечьей шкуре. Явившегося к нему собрата он не простил, но предал жестоким пыткам: отрубил руку и язык, выколол глаза, а с тем утопил…

Страница 41