Слава России - стр. 43
Расширяя свои владения, Андрей щедро наделял землями свою дружину. Именно ей надлежало стать новой знатью и опорой нового царства вместо прежних бояр. Это, само собою, весьма раздражало последних. Недовольство князей также росло день ото дня. Не привыкли Рюриковичи, чтобы один лишь главенствовал над ними. Это в Византии и иных царствах – царь один, а на Руси всякий потомок Рюрика – царь. И нет у тех царей заботы большей, чем отстаивать друг от друга и умножать собственные права…
Хоть и надломил Андрей эту пагубную традицию, став собирать Русское Царство (а именно единым Царством, а не сборищем уделов виделось оно ему) и понизив значение Киева, а как же далеко еще было для преодоления ее! И нескольких жизней мало на то, не то что жалких лет оставшихся… Таят они эти лета, как та свеча у образа Богородицы… Еще немного, и угаснет огонь навсегда…
Князь затеплил у образа новую свечу и прислушался. Из-за двери до его слуха донесся явственный шорох.
– Кто там? – позвал Андрей.
– Порфирий, – раздался голос.
Однако, голос этот не похож был на Порфирия. Князь насторожился и, сделав шаг к двери, произнес:
– Врешь ты мне, кто бы ты ни был. Голос моего Порфирия я знаю.
В тот же миг сорванная с петель дверь с грохотом рухнула к ногам Андрея, и из тьмы ее проема ощетинилось несколько мечей и копей.
– Ты прав, князь, это не Порфирий, это смерть твоя! – воскликнул один из убийц, в котором князь тотчас узнал Петра Кучковича.
– Ах вот как! – князь с юношеской легкостью отскочил назад. – Нечестивцы! Пришли убить меня, как дикого зверя, в Божием храме?! Попробуйте же!
Убийцы бросились на него, но Андрей, обрушив им под ноги подсвечник и воспользовавшись темнотой, успел увернуться от ударов. Между тем, святотатцам показалось, что они схватили его. Рев, ругань, стоны огласили святые стены.
– Я поймал его! – раздался торжествующий вопль Якима.
Кого-то кололи и рубили… Вот, зажегся огонь… На полу лежал растерзанный боярин Захария.
– Прости… прости, князь… – хрипло прошептал он. – Иуда я… Поделом мне…
– Но где же Андрей?! – вскричал Петр, озираясь.
– Вот он! – пронзительно возопила Улита, указывая на мужа, стоящего у предела, где прежде хранился меч Святого Глеба. Меча больше не было, и Андрей понял, что это конец. Он стоял, сложив руки на груди, и спокойно взирал на надвигающихся убийц.
– Улита, Улита, – вздохнул князь. – И ты здесь! К чему уподобились вы Горясеру7? Или слава окаянного Святополка прельстила вас? Хотите, как и он, вовеки-вечные быть проклятыми и на небе, и посреди людей? Господь отмстит вам за кровь мою и за неблагодарность к милостям моим.
– Довольно, князь! – воскликнул Яким, занося меч. – Ныне твои речи не спасут тебя!
– Убейте его! – завизжала княгиня, дрожа всем телом, обезумев от ярости. Страшен был смертельно бледный лик ее в этот час, страшным огнем горели омуты-глаза. Дьявол жил в душе этой несчастной женщины, дьявол сделал чертог себе из ее сердца, а теперь правил ею, как бессловесной рабыней.
Градом посыпались удары на безоружного Андрея. Он упал на пол, успев перекреститься:
– Боже, прости им, не ведают бо, что творят!
Крепкое тело дал Бог возлюбившему его князю. И еще более закалилось оно в боях. И, вот, израненное мечами и копьями, не желало разлучаться с душой… Убийцы ушли, считая дело свершенным, но убитый еще не был мертв. Князь очнулся от холода и боли и встретился взглядом с очами Богородицы.