Сладострастие бытия (сборник) - стр. 51
Он потянулся и почти коснулся потолка поднятыми вверх руками.
– Деньги… – сказал он. – Всегда эти дерьмовые деньги… Всегда одно и то же и та же самая одержимость владеть ими… Все только о них и думают…
Подойдя к окну, он толкнул ставни. Над раскаленными крышами воздух дрожал, словно мираж.
Внизу и чуть подальше, в садике на террасе, в тени зеленых ветвей, расцвеченных красными цветами, лежала парочка.
Дрожащим от волнения голосом, словно она произносила ужасно смелые слова, Кармела промолвила:
– У этих людей, там, внизу, счастливый вид.
– Это оттого, что ты видишь их издали, – ответил Гарани.
Она незаметно приблизилась к нему, но он, казалось, не обратил на это никакого внимания. Он размышлял. Все шло не так, как того бы хотелось Кармеле.
Видно, сегодня он не спросит ее ни где она родилась, ни чем любит заниматься в выходные дни. Он, конечно, не обратил внимания на белый воротничок, который она пришила к платью, на то, что она была прекрасно причесана и что брови у нее были аккуратно подровнены. Он вел себя так, словно ее и не существовало; и для нее было хорошо уже то, что он не выставил ее за дверь, и это было все, на что она имела право надеяться. А ведь если бы он взял ее за руку, даже не говоря ни слова…
– А что, графиня часто разговаривает с тобой? Она все еще продолжает притворяться, что живет в другом времени? И продолжает посылать письма людям, которых уже нет в живых? – спросил, обернувшись, Гарани.
– Она не притворяется, – ответила Кармела. – Дело тут в другом, доктор. Я не могу объяснить, но дело совершенно в другом. И не надо над этим насмехаться.
И она стала сбивчиво рассказывать обо всем, что знала. В голосе ее было столько убежденности, что молодой человек дал ей возможность выговориться и ни разу ее не прервал. Слушая Кармелу, он закурил, вспоминая рассказы Нино, трактирщика с улицы Боргоньона. Он вспомнил также о том, что совсем недавно наткнулся на имя Санциани в мемуарах, посвященных началу века. И та, которую он при встречах в отеле про себя называл «старой безумицей», никогда не обращая на нее никакого внимания, внезапно вызвала у него интерес и поднялась в его глазах в сочетании с прошлым блеском, сегодняшним упадком и блужданиями в бесконечных переулках памяти как некая трагически великая фигура. «Целых шесть месяцев я живу всего в нескольких шагах от этой женщины, – думал он с упреком к самому себе, – и даже не подумал обратиться к ней. Это ж девчонка открыла мне глаза».
Он почувствовал, как в нем пробуждается странное смешанное чувство нежности и любопытства, столь свойственное людям пишущим, для которых наблюдение за себе подобными представляет наипервейшую пищу для творческого воображения.
– Хорошо, я все выясню, обещаю тебе это, – сказал он наконец, указывая на «Конголезские рудники». – Я справлюсь в моем банке. Может быть, это уже ничего не стоит, а может быть, стоит многого. Я тебе скажу, как узнаю.
– О, спасибо, спасибо, доктор, – произнесла Кармела.
Она хотела было сделать движение, выражающее наследственную покорность, – взять его руку и поднести ее к своим губам, но вовремя спохватилась.
Выйдя из комнаты, она некоторое время оставалась в недоумении, не зная, должна ли она считать себя счастливой или разочарованной. «Если он сможет раздобыть хотя бы немного денег для графини, я в любом случае поступила правильно», – решила она для себя.