Слабость Виктории Бергман (сборник) - стр. 49
– Это не является неправильным по сути, не является таковым для меня и даже, думаю, для Линнеи. Это лишь искусственно созданное представление о неправильности, в социальном или культурном плане. Ergo[26]: здесь нельзя говорить о неправильности в прямом смысле слова. Два тысячелетия назад существовали те же мысли и чувства, что и сейчас, но правильное, в культурном отношении, стало теперь неправильным. Нас просто приучили к тому, что это неправильно.
София сочла его рассуждение вызывающе иррациональным. – Значит, по-вашему, произвести переоценку старого представления невозможно?
– Да, если она противоречит природе, – ответил он с неколебимым видом.
Карл Лундстрём скрестил руки на груди, внезапно приобретя враждебный вид.
– Бог – это природа… – пробормотал он.
София молчала, ожидая продолжения, но поскольку его не последовало, она решила перевести разговор в другое русло. Вернуться к стыду.
– Вы говорите о том, что хотите защитить семью от каких-то людей. Я ознакомилась с полицейскими допросами и прочла, что вы утверждаете, будто вам угрожает русская мафия.
Он кивнул.
– Существуют ли другие причины, по которым вы хотите, чтобы личные данные Аннет и Линнеи засекретили?
– Нет, – коротко ответил он.
Его уверенная осанка ее не убедила. Нежелание рассуждать выдавало, вопреки его намерению, наличие сомнений. Этому мужчине не чуждо чувство стыда, хоть оно и скрыто глубоко внутри. – Вы признаете, что современное общество осуждает ваши действия? – предприняла она новую попытку.
Он сердито кивнул.
– Как вы считаете, ваша семья может стыдиться того, что вы сделали?
Он вздохнул, но не ответил.
– Вы также сказали, что сознаете, что причинили дочери вред, поскольку в современном правовом государстве ваши действия не признаются…
– Я содержал их, – перебил он. – Они никогда ни в чем не нуждались, и как отцу и главе семьи мне нечего стыдиться.
Он опять подался вперед. Его взгляд вновь стал пристальным, и она отпрянула, почувствовав идущий от него запах.
И не только пота. Его дыхание пахло ацетоном.
– У вас хватает наглости спрашивать меня о стыде? – продолжил он. – Я расскажу вам кое-что, чего не говорил полицейским…
Его быстрые смены настроения начали беспокоить Софию. Запах ацетона мог быть признаком недостатка калорий и питания, того, что он не ест. Может, он живет на лекарствах?
– Нас окружают мужчины, самые обыкновенные мужчины, это может быть кто-нибудь из ваших коллег или родственников, не знаю. Я никогда не покупал ребенка, а эти мужчины покупали…
Зрачки у него казались нормальными, но знание действия психофармакологических препаратов подсказывало ей: что-то не так.
– Что вы имеете в виду?
Он снова откинулся на спинку стула и, похоже, немного расслабился.
– Полиция нашла у меня в компьютере компрометирующие материалы, но если они хотят найти действительно серьезные вещи, им надо искать гораздо дальше на севере, в домике в местечке Онге. Там есть человек по имени Андерс Викстрём. Полиции следует проверить его погреб.
Взгляд Лундстрёма блуждал по комнате, и София засомневалась в правдивости его слов.
– Андерс Викстрём покупал детей у Организации. Они называют себя как-то вроде “Третьей бригады” или “Солнцевской братвы”. Там в одном шкафчике есть два видеофильма. На первой пленке мальчик четырех лет и мужчина, педиатр из Южной Швеции. Лица мужчины нигде не видно, но на бедре у него имеется родимое пятно, похожее на лист клевера, по которому его легко вычислить. На второй пленке семилетняя девочка с Андерсом, еще двое мужчин и девушка из Таиланда. Второй фильм снят прошлым летом, и он более жуткий, чем первый.