Скверный маркиз - стр. 26
– Не думайте сейчас об этом, – взмолилась Орелия, – рано или поздно вы все равно узнаете, что с ним случилось.
– И я не могу вернуться в Оксфорд, – вскричал Руперт. – Я тогда сразу повернул назад и ускакал. Не знаю, в какой гостинице я остановился, но там я выпил и потом еще несколько раз пил, и тогда решил отправиться в Лондон.
– Чтобы повидаться с дядей?
– Да, и сказать дяде Дариусу, что в Оксфорд я возвращаться не намерен. Он все твердит, что Оксфорд из меня человека сделает, но я не хочу быть таким человеком, которым делает Оксфорд.
– А раньше вы говорили маркизу, что не хотите там учиться?
– Да, но он не желал и слышать об этом и потребовал, чтобы я там оставался. А я ему ответил, что не могу и не могу… А потом меня заставили вступить в клуб.
– Какой клуб?
– «Болтуны» называется. Там заставляют делать всякие дрянные штуки, например, колотить караульных. В последний раз, когда мы устроили драку, один несчастный старик так и остался лежать без сознания с порезом на щеке, наверное, дюйма четыре было в длину.
– Как это жестоко!
– Да, бесчувственно и жестоко, – скрипнув зубами, подтвердил Руперт. – И все это потому, что студенты слишком много пьют, по три бутылки на каждого, и это самое меньшее, а есть такие спортсмены, как Гарвин, которые выпивают и четыре, и все пять. – И Руперт глубоко вздохнул. – Я-то слабак. Меня тошнит от спиртного, и не чувствую я никакого веселья, и мне очень плохо потом, я просто больной на следующий день.
– А разве нельзя выйти из членов клуба?
– Я хотел, но они мне запретили. Вчера я отказался пойти с ними, но они меня вытащили насильно, а я все это ненавижу, ненавижу! – И, помолчав, добавил: – Тогда, на кладбище, была девушка, совсем еще молодая, почти ребенок, и она тоже как закричит!
– Не надо больше думать об этом, – твердо сказала Орелия, – постарайтесь все это забыть.
– Но разве можно это забыть? И если дядя Дариус заставит меня туда вернуться, то, клянусь, я покончу с собой. Нет больше сил терпеть. Я там всех ненавижу, все эти глупые и жестокие проделки, и Оксфорд ненавижу, и всегда ненавидел!
– А чем бы вам хотелось заниматься?
– Я в армию хочу, в полк, где служил мой отец. Вот там и есть мое настоящее место. Если бы отца не убили под Ватерлоо, он бы мне разрешил, но все дело в дяде Дариусе, у которого другие идеи насчет меня, а так как он себя считает Господом Богом Всемогущим, то я должен подчиняться его желаниям.
– А вы разве не рассказывали дяде о том, что происходит в Оксфорде?
– Я пытался поговорить с ним в прошлые каникулы, но он даже выслушать меня не захотел, да вы ведь знаете, какой он человек, такой равнодушный, недоступный, точно чужой. – И, снова помолчав, заявил: – Но я не собираюсь возвращаться в Оксфорд и ни за что не вернусь. Чарльз погиб, а он был лучше всех остальных. И никогда, никогда я не забуду, как кричала лошадь, так что, пожалуйста, ну, пожалуйста, помогите мне!
Он уже бредил. Орелия поняла, что лихорадка усиливается, и потрогала лоб несчастного – у него был жар.
– Вы все-таки постарайтесь уснуть, а я сейчас пошлю за врачом.
Руперт что-то пробормотал, но он был очень слаб и не мог больше вымолвить ни слова. Глядя на него, Орелия решила, что должна ему помочь. Еще никто и никогда не просил ее о помощи напрасно, однако еще никогда не возникало перед ней более трудной задачи. Как она посмотрит маркизу в глаза? И какое право она имеет обсуждать с ним его планы относительно родного племянника и оспаривать принятое им решение? Но… Руперт так умолял ее помочь ему… и, чего бы это ей ни стоило, она должна это сделать.