Скромная жертва - стр. 24

– А на что нам приходится тратить свою молодую цветущую жизнь?

– Да уж.

– Да!

В отличие от них, экзотически красивая оперуполномоченная московского сыска Армине Ароян с воодушевлением входила в Государственную Третьяковскую галерею. Здесь прошло ее детство. Художественная школа, где она училась, находилась неподалеку, и их часто приводили на выставки в ажурное здание по адресу Лаврушинский переулок, дом 10.

В гардеробе ее уже ждала старая знакомая. Высокая, прямая, с крупными чертами лица и длинным черным каре Мария Львовна Гурвич была когда-то ее педагогом по художественной лепке и работала экскурсоводом в галерее.

– Не жаль мне лет, растраченных напрасно, не жаль души сиреневую цветь! Ты только заходи ко мне почаще, покуда не пришлось мне умереть, – продекламировала она и распростерла руки для объятий, отчего ее широкая шаль с «Кувшинками» Клода Моне раскрылась, как роскошный павлиний хвост.

– Первые две строки, – Армине по-детски прижалась к ней, – точно Есенин. Остальное я не узнала.

– Потому что это, – понизила голос Гурвич, – моя постыдная самодеятельность. Так что не запоминай ты эту пошлость. А пойдем-ка лучше со мной. Отведу тебя к дамам, – она загадочно улыбнулась, – которых ты так хотела видеть.

Через несколько минут они остановились у картины, которую знает каждый школьник.

– Итак, портрет юной графини Марии Ивановны Лопухиной, заказанный в тысяча семьсот девяносто седьмом году мужем. Сентиментализм. Холодные тона. Пейзажные зарисовки. Хрестоматийный образ женщины-загадки. Урожденная Толстая была обаятельна, умна и богата, блистала в свете. Говорили, что отец-масон заточил ее душу в этот портрет.

– Как в случае с Дорианом Греем?

– Верно, детка. Шептались, будто ранняя смерть дочери от скоротечной чахотки – кара отца за рьяное увлечение оккультизмом. Будто бы он слишком дерзко заигрывал с темными силами, и они ему ответили.

– А что за легенда о смертоносности картины? Звучит как фильм «Звонок» восемнадцатого века, – рассмеялась Армине.

Мария Львовна улыбнулась в ответ:

– Скорее русский «Плачущий мальчик». На самом деле никто не знает, откуда взялась легенда, что юные девушки, посмотрев на картину, умирали от той же болезни, что и Лопухина. Но есть версия, что дело в материале, из которого тогда было модно шить платья.

– Муслин? – Армине указала на наряд юной графини.

– Ты еще помнишь услышанную когда-то здесь лекцию? После всех этих лет?

– Всегда.

– В конце восемнадцатого века муслиновые платья действительно называли чахоточными. Они смотрелись воздушными и подчеркивали фигуру, но совершенно не грели обладательницу, что, конечно, опасно для здоровья во влажном климате Балтики в бальный сезон. В результате зимой юные аристократки часто болели воспалением легких и туберкулезом… Вот и весь смысл.

– Значит, никаких кармических наказаний и мистики?

– Да. Хотя, если говорить о воздаянии за грехи, то давай лучше посмотрим второй портрет.

Мария Львовна подвела Армине к изображению Александры Петровны Струйской.

– Что скажешь?

– Рококо. Глубокий нейтральный фон. Золотистый сфумато.

– Верно. Портрет тоже заказан мужем. Отставной прапорщик Струйский обожал свою вторую жену, посвящал ей поэмы, величал Сапфирой. В целом же Николай Еремеевич был глубоко порочен, экзальтирован, склонен к садизму, жесток. Мог приговорить крестьян к пыткам за придуманное преступление. Хозяин произносил обвинительную речь, выносил приговор и придумывал для провинившихся казнь. Устраивал для гостей представления крепостного женского балета и охоту на крепостных.