Скольжение в бездну: пошаговая инструкция - стр. 8
Достаю телефон и начинаю листать галерею. Хочется объяснить на пальцах то, что у меня сейчас на душе.
– Не знаю насчет физики, но есть такое понятие в философии. – Говорю, показывая ему фотографию актрисы, чем-то похожей на Натали. – Это Нора Грин.
– «Синие цикады предвещают смерть». – Он протягивает старику в шляпе «негрони», берет с плеча полотенце. – Так себе фильмец, хотя актерский состав впечатляет.
– Да, но я не об этом. Вот смотри: на фотке Нора. Ты ее узнал, я ее узнал, кто угодно бы ее узнал. А даже если нет, это и не важно – на фото конкретная женщина, с определенными чертами лица, уж это… – замечаю, как тип в шляпе подслушивает разговор, но мне плевать: пусть греет уши, если ему так хочется, – уж это точно кто угодно подтвердит.
– Допустим, – повесив бокал на держатель, он кидает полотенце обратно на плечо.
– А теперь представь, что ты начал убирать по одному пикселю. Рандомно, не задумываясь над тем, какой именно кусочек портрета уберешь следующим. Если делать это максимально хаотично, скорее всего, изображение будет разрушаться равномерно. И вот, рано или поздно ты добьешься того состояния, когда останется убрать всего один пиксель, чтобы Нора перестала быть Норой.
На лице Харри появляется ухмылка:
– Не думаю, что будет решать один пиксель.
Допиваю бренди, придвигаю пустой стакан ему:
– Можешь не верить, но в определенный момент из десяти тысяч пикселей останется три – помимо сотни других, не настолько важных – три точки опоры, убрав любую из которых образ Норы Грин рассыплется.
Харри наливает мне еще порцию, добавляет льда:
– Ты несешь какой-то бред.
– Может быть. – Опрокидываю стакан залпом, зная, что он последний. – Но это и есть гистерезис. И это то, что я сейчас чувствую: сегодня от меня оторвали последний гребаный пиксель, и скоро я исчезну.
Харри мотает головой, смотрит куда-то в сторону. Не знаю, какое впечатление произвели на него мои рассуждения, и не думаю, что это важно. Важно другое: я рассказал все как есть, исповедался, излил душу кому-то, кроме своего внутреннего альтер-эго. Хоть и не сказал бы, что стало легче.
– Есть одна тема в философии, про корабль, – он швыряет полотенце в раковину, после чего с многозначительным видом опирается о стойку, – типа в музее стоит какое-то старое деревянное судно, точно не помню чье. Короче, оно уцелело только наполовину, поэтому вторую половину пришлось состряпать по аналогии. И вот оно стоит десять, двадцать, пятьдесят лет. Постепенно то одна, то другая доска гниет, ее меняют на новую, как бы сделанную по образу и подобию старой. В итоге ни одной из оригинальных досок не остается, и оно становится целиком слепленным из обновок. Возникает вопрос – это тот же самый корабль, или его копия?
Я не философ, но про «Корабль Тесея» слышал: еще большая чушь, чем гистерезис. Ума не приложу, как это дополняет мою мысль насчет исчезающего портрета, которая пришла в голову только потому, что идеально передает внутреннее состояние.
– Образ, – продолжает Харри, дождавшись, пока стихнет чересчур шумный панковский проигрыш, – вот, что главное. Остается образ корабля. То же самое и с фоткой – даже последний пиксель будет хранить в себе образ Норы Грин, если тот, кто смотрит на него, знает, чей это раньше был портрет.