Размер шрифта
-
+

Скитальцы. Пьесы 1918–1924 - стр. 21

             Ты, Гонвил, управлял моею мыслью;
             отчетливо и холодно. Она же
             мне душу захлестнула длинным светом
             и ужасом немыслимым… Скажи мне,
             смотрел ли ты порою, долго, долго,
             на небеса полночные? Не правда ль,
             нет ничего страшнее звезд?
Гонвил
                                                                     Возможно —
             но продолжай. О чем вы говорили?
Эдмонд
             …Мы говорили мало… Я боялся
             с ней говорить. Был у нее певучий
             и странный голос. Английские звуки
             в ее устах ослабевали зыбко.
             Слова слепые плыли между нами,
             как корабли в тумане… И тревога
             во мне росла. Душа моя томилась:
             там бездны раскрывались, как глаза…
             Невыносимо сладостно и страшно
             мне было с ней, и Стелла это знала.
             Как объясню мой ужас и виденья?
             Я слышал гул бесчисленных миров
             в ее случайных шелестах. Я чуял
             в ее словах дыханье смутных тайн,
             и крики, и заломленные руки
             неведомых богов! Да, – шумно, шумно
             здесь было, Гонвил, в комнате твоей,
             хоть ты и слышал, как скребется мышь
             за шкафом, и как маятник блестящий
             мгновенья костит… Знаешь ли, когда
             я выходил отсюда, ощущал я
             внезапное пустынное молчанье,
             как после оглушительного вихря!..
Гонвил
             Поторопи свое воспоминанье,
             Эдмонд. Кто знает, может быть, сейчас
             стремленье жизни мнимое прервется, —
             исчезнешь ты, и я – твой сон – с тобою.
             Поторопись. Случайное откинь,
             сладчайшее припомни. Как признался?
             Чем кончилось признанье?
Эдмонд
                                                                     Это было
             здесь, у окна. Мне помнится, ты вышел
             из комнаты. Я раму расшатал,
             и стекла в ночь со вздохом повернули.
             Все небо было звездами омыто,
             и в каменном туманном переулке,
             рыдая, поднималась тишина.
             И в медленном томленьи я почуял,
             что кто‐то встал за мною. Наполнялась
             душа волнами шума, голосами
             растущими. Я обернулся. Близко
             стояла Стелла. Дико и воздушно
             ее глаза в мои глядели, – нет,
             не ведаю, – глаза ли это были
             иль вечность обнаженная… Окно
             за нами стукнуло, как бы от ветра…
             Казалось мне, что, стоя друг пред другом,
             громадные расправили мы крылья,
             и вот концы серпчатых крыльев наших, —
             пылающие длинные концы —
             сошлись на миг… Ты понимаешь, – сразу
             отхлынул мир; мы поднялись; дышали
             в невероятном небе, – но внезапно
             она одним движеньем темных век
             пресекла наш полет, – прошла. Открылась
             дверь дальняя, мгновенным светом брызнув,
             закрылась… И стоял я весь в дрожаньи
             разорванного неба, весь звенящий,
             звенящий…
Гонвил
                                      Так ли? Это все, что было,
Страница 21