Сказки старого волшебника или самая звёздная ночь в году - стр. 2

– Ещё чего! – гремел его голос в здании мэрии, составлявшей кольцо вокруг центральной площади. – Мало мне этого ярмарочного балагана, ещё и этих… проходимцев пускай. И куда? В сердце города! Прямо перед моими глазами! Нечего! На такую уступку я пойти не могу. Пусть… пусть занимают пустырь на окраине. Это ещё черта города и не так близко к площади.

Не так близко к мэрии – хотел выкрикнуть мэр, но не стал. Да, он слыл хорошим хозяином города, отменным аналитиком и даже в какой-то мере провидцем, а потому не стал раздувать шума из ничего, идя на уступку, но при этом и не теряя достоинства. А заодно и сохраняя свой авторитет перед будущими событиями. Ведь мэр знал, как и старцы, что час циркачей уже пробил, просто его ещё не слышно. Но пока нет официальных бумаг, запретить деятельность бродяг он не смел, да и как радивый хозяин не решился испортить праздник (довольно редко случавшийся в последние годы) горожанам. По правде, ничего скверного на душе против шапито у градоначальника не имелось, глубоко внутри он хранил восторг мальчишки, несшегося сломя голову к товарищам, дабы первым поделиться с ними радостью скорого представления. Но долг и высокое место взывали к его практичности и дальновидности: жалостью сыт не будешь. Стоит проявить чуть больше понимания, и тебе это аукнется в будущем. А быть мэром – мэру нравилось, да и не умел он больше ничего делать.

Вот и кричал для вида, так сказать, на будущее, потому что знал, как и старцы. Кому-то нужно вовремя смолчать, а кому-то накричать на подчиненных.

– Разворачивай, ребята! – протрубил грустный клоун. – Нам не сюда.

Изящная, как фарфоровая статуэтка, акробатка в спортивном костюме упрямо дернула головой, но послушно заняла место в машине. Атлеты с угрюмыми лицами и жонглеры с кислыми минами, что-то шепча себе под нос, расселись по цветастым колымагам.

Вереница из десятка машин, пронзительно и, как послышалось мэру из окна кабинета, презрительно просигналив клаксонами, медленно покатила в обратном направлении.

– Неужели им запретили выступать?! – удивлялись те, кто осторожно шушукался.

– Ну вот, праздника и так давно не было, а тут и последнего лишили! – возмущалась едва ли не в открытую молодежь.

А что же детвора? А те с воплями негодования и изумления кинулись догонять караван. Дети – не взрослые, в них надежда на чудо теплится дольше затухающего уголька.

– Да, не. Не запретили, – заверил шептунов суетящийся неподалеку, но имевший невероятно острый слух торговец сладостями. – Им выделили какой-то пустырь на юге Гранамы, где они и будут давать представления. Так странно, однако ж…

Но дослушивать суждения его никто не собирался, шепот усиливался, словно телеграфный отстук, разнося новость по городку. В тайне у каждого отлегло, хотя большинство продолжало осуждать одно лишь присутствие чужаков в Гранаме. Но притворство за последние десятки лет незаметно само по себе вжилось в горожан и обрелось в виде второй личины. Лишь дети, ещё неспособные лицемерить, открыто радовались предстоящим зрелищам. Но на то они и дети, им всё с рук сойдет.

Но не все послушно сели в цирковые машины, один человек всё же остался там, где и стоял. И самое занятное, никто не заметил и не придал этому значения, хотя он был чужим в равной степени как этому месту, так и балагану, с которым прибыл.