Сказки о магах - стр. 9

Кажется, город снова менялся. Маленький полуразмытый волнами мол выглядел сейчас и шире, и длиннее: я точно знаю, что к старому молу эта шхуна подойти и пришвартоваться не смогла бы.

А сейчас она стояла у самого конца мола. Не отдавая якорей, на одном только швартовочном конце. Двухмачтовая, с далеко вперед вынесенным бушпритом с небольшой надстройкой посередине и похожим на балюстраду ограждением на высоком юте. Грот и бизань уложены на гики, стаксель и кливера – прямо на палубу; весь вид шхуны говорил о том, что она только что подошла и вот-вот снова уйдет прочь от берега.

А на краю мола, облокотившись на фальшборт шхуны, стоял человек. Он ждал.

Почему-то вздохнув, я пошел к молу, разглядывая на ходу того, кто стоял у шхуны.

Я знал, что, желая так, поступаю, наверное, неправильно, быть может, даже не совсем честно. Но ведь моя Дорога уже привела меня сюда…

Я не мог вернуться назад, чтобы избежать этой встречи.

…Ему было лет шестнадцать или чуть больше. Он стоял, скрестив на груди руки, так что тускло поблескивало серебряное шитье на рукаве короткой черной куртки. В черных же ножнах висел у бедра палаш. Внимательными светлыми глазами из-под упавшей на лоб челки он смотрел, как я подхожу. И, видимо, разглядел мой страх оказаться на чужой Дороге, мой страх оказаться лишним. Он чуть улыбнулся, и сразу все стало на свои места. Я понял, что независимо ни от чего он все-таки рад меня видеть.

– Ну, – сказал я, – здравствуй, Светлый Штурман.

– Здравствуй, – сказал он.

Я протянул ему руку. Он пожал ее, долго не отпуская, потом снова чуть улыбнулся:

– Это хорошо, что ты пришел. Я тебя ждал.

– Спасибо, – сказал я, искренне смутившись. Светлый Штурман смотрел ласково и печально.

И вдруг засмеялся.

– Хочешь, я скажу, о чем ты сейчас думаешь? – спросил он с совершенно мальчишечьими интонациями в голосе.

– О чем?

– Ты думаешь, настоящий я или нет.

– Если честно… да. Но…

Он прервал меня, положил руку мне на плечо.

– Я ведь тоже должен был придумать тебя, чтобы мы встретились… – сказал он. – Ты же знаешь: действие должно быть равно противодействию. Даже сейчас, в ночь Большого Прилива.

– Разве сейчас ночь? – удивился я.

Глаза у него снова стали печальными и чуть виноватыми.

– Оглянись, – сказал он.

Я обернулся.

Была ночь. И был город – но не тот Город, который я любил, не тот Город, в котором и за тысячи верст от моря я мог слышать шум прибоя и крики чаек.

Огромные багровые облака вставали от самого горизонта, закрывая от города небо и звезды. Рядами возвышались серые небоскребы, и отсветы облаков кроваво полыхали на их стенах. Город был безмолвен, но мне казалось, что он кричит: такая мощная волна тоски и боли ударила мне в лицо.

Я отшатнулся; мой друг придержал меня за плечо, чтобы я не упал.

– Прости меня, – сказал он. – Ты пришел оттуда.

– Это… – я проглотил подобравшийся к горлу клубок. – Это тоже кто-то придумал?

– Да. Это придумали вы.

Я промолчал.

Тогда он повернулся так, чтобы встать передо мной, лицом к лицу, взял меня за руки, взглянул прямо в глаза.

– Кто ты сейчас? – спросил он совсем тихо.

Я перебрал в голове все, чем я был или мог бы стать, и ответил так, как было честнее:

– Я тот, кто пишет… Тот, кто придумывает.

Он кивнул:

– Тогда ты должен идти…

– Я знаю. Но… они не поверят.