Скажи, что простишь - стр. 15

Псина приближается, а я подняться не могу – ноги отнялись. Только пячусь ползком, помогая себе локтями. Заорать тоже не могу, голос перехватило.

Между нами уже считанные метры, когда раздается сильное:

— Фу! — и комок снега с размаху впечатывается в собачью морду.

Псина на секунду тормозит, недоуменно отплевываясь от снега, а потом с оглашенным лаем перекидывается на того, кто посмел ей помешать. Это оказывается Егор.

Я не знаю, откуда он тут взялся, но еще никогда в жизни не была так рада его появлению. Он неспешно подходит к нам, руки разведены в сторону.

— Нельзя.

Пес рычит, скалит зубы, припадая на передние лапы и выглядит жуть каким злым.

— Место, — Малов встает между нами. Голос твердый, жесткий, не терпящий возражения.

Пес чувствует его уверенность. Продолжает лаять, но не решается подступить ближе. Беснуется на расстоянии, оглашая весь парк хриплым лаем. Пару раз пытается обойти Егора, чтобы добраться до меня, но неизменно оказывается лицом к лицу с Маловым.

— Нельзя я сказал, — Егор непреклонен, а я от страха замираю каждый раз, когда алабай подскакивает к нему слишком близко.

Кто-нибудь, уберите это чудовище!

Вселенная слышит мои мольбы, потому что откуда-то доносится писклявое:

— Дружок! Дружок! Ко мне!

К нам бежит плюгавый мужичонка с сигареткой в зубах и издали орет коронное все собачников:

— Не бойтесь! Он не кусается!

Коне-е-е-ечно. Не кусается. Ни хрена. Просто сахарный щеночек, а не монстр, который может отгрызть ногу и утащить ее с собой.

На его вопли алабай не обращает никакого внимания, продолжает нападать на нас, а вокруг никого. Все предпочитают держаться на расстоянии от беснующегося чудища.

— Дружок, — мужик устает бежать и просто быстро идет в нашу сторону, на ходу потрясая чахлым поводком, — иди ко мне. Проказник.

Подходит к нам, наконец, щелкая карабином.

— Ну тише, тише, — хлопает по вздыбленной холке.

Причем морда такая довольная, будто ему в кайф, что псина на нас кидалась.

— Почему он у вас без намордника и не в строгаче.

— Он просто играет, — мужик делает затяжку, выпуская в бок струйку вонючего дыма.

— Пусть играет у вас дома, — чеканит Егор, — а не в парке, где много людей, дети.

— Что же ему не гулять что ли? — возмущается хозяин, — пусть детей своих на поводках и в намордниках держат, а зверю свобода нужна.

— Свобода? Расскажете о этом в полиции.

— Заявишь, что ли? — мужик нагло улыбается, демонстрируя отсутствие половины зубов. Вторая половина, кстати, тоже не очень – желтая, кривая, прокуренная.

— Даже заявлять не придется. Свидетелей полно.

С этими словами Егор достает из кармана корочки, сует их в нос мужику, потом снимает на телефон псину, которая даже на поводке продолжает рычать и бросаться.

Хозяин чудовища меняется в лице:

— Мы уже уходим! — и волоком тащит упирающуюся собаку прочь, а сам бухтит себе под нос, — нарожают детей, выпрутся из домов, а животным гулять негде.

Кажется, о том, что для выгула животных есть места и определенные правила, он даже не догадывается.

Сладкая парочка уходит.

— Ни хрена себе Дружок, — выдыхает Егор. Убирает липовые корочки обратно в карман и оборачивается ко мне, — ты как?

Я икаю и беспомощно смотрю на него.

— Сп…спас…спасибо, — зубы стучат, выговорить очень сложно.

Егор морщится и идет ко мне:

— Вставай. Жопу застудишь, — хватает под подмышки и рывком ставит на ноги.