Сказания древа КОРЪ - стр. 86
Так и на этот раз: въехал в ворота усадьбы и остановился у парадного крыльца господского дома наёмный экипаж. Из него легко, невзирая на крупную, несколько полноватую для молодых лет фигуру, выскочил блондин, одетый по последней моде, держа котелок подмышкой. За ним последовал жандарм. Поднялись наверх, в кабинет отца. Застали там гору плоти. Она возвышалась над письменным столом, засыпанным табаком, с курительными трубками тут и там и недоеденным яблоком. Узрев перед собой первенца, ясновельможный пан затосковал. Явление сына в сопровождении казённого лица в известном мундире, при сабле, знал отец, грозит неприятным разговором как бы вне очереди, сверх отмеренных женой отцовских обязанностей. И за что такое наказание, пан Иезус!? Збигнев небрежно поклонился родителю и развалился в кресле.
Не обращая внимания на жандарма, оставшегося стоять у дверей, Игнацы Корчевский придал голосу твёрдость, как того требовала педагогика в его разумении:
– Цо ты знув, пся крев, зробил!?
Второй сын Борисов по-русски теперь только думал, когда приходилось ему совершать этот редкий для него процесс. Ещё ворчал себе под нос на родном языке, если был чем-то недоволен. Разумеется, он охотно поболтал бы с этими… Как их?.. Да, вспомнил, с земляками (какое ужасное слово!). Только где их взять? За ворота усадьбы её номинальный хозяин выезжал редко и неохотно, когда нельзя было отвертеться от сопровождения супруги на званный ужин к соседям. Планета Земля сжалась для принца-консорта при королеве Христине до размеров привисленской вотчины Корчевских. Но и дома пан Игнацы редко отлучался дальше любимой беседки с амурами. Чтобы не столкнуться со случайным гостем, в сад сходил с бокового крыльца, облачившись в короткий шлафрок из мягкой белой шерсти. Витые шнуры на богатырских плечах придавали помещику сходство с генералом при эполетах. В холода уединялсяв зимнем садике под стеклянной крышей.
Пока отец ждёт ответа сына, оглянемся вокруг.
Сын русского однодворца никогда не испытывал интереса к хозяйству, хотя в детстве доводилось помогать отцу и пахать, и косить, и убирать хлеб. Военная служба, потом бездельное существование в качестве богатого помещика вконец отвратили его от занятия хозяйством. Христина Корчевская, в отличие от мужа, к сохе приучена не была, в экономике разбиралась ещё меньше, чем дядя Евгения Онегина. Вообще, хозяйственная сторона сельской жизни раньше её не интересовала. Однако, когда она поняла, что её обожаемый Игнацы способен довести имение до разорения, ощутила прилив энергии. В ней пробудилась львица, вынужденная защищать своё логово. В женщине, принадлежавшей к сословию землевладельцев, тысячу лет кормившихся её плодами, пробудилась фермерша с капиталистическими задатками по жизненной нужде фольварка Корчевских. Она нашла «подпорку» в гувернёре Збышека, прижившемся в доме. Звали этого античного красавца Адамом (а выросший ученик за глаза называл его Аполлоном Бельведерским). Адам стал сопровождать госпожу повсюду, куда её гнала необходимость присматривать за всем собственными глазами. В одном лице Пани Христина была владелицей сложного аграрно-промышленного хозяйства, директором текстильной фабрики, главным инженером, учёным агрономом, финансистом, просителем в министерствах и клиентом надёжного банка.