Сказания древа КОРЪ - стр. 84
– Присядьте, сударь. Я ещё не всё изложил… Вы солгали моему государю, сказав, что батюшка ваш был в плену у французов. На самом деле он был арестован русскими и выдан прусской комендатуре за убийство союзника, немецкого офицера, – глаза пасынка Вильгельма Нессельроде округлились от негодования. – Понимаете, он лишил жизни немца! Без всяких оснований. Трибунал приговорил Петра Борисова к расстрелу, заменённому тюремным заключением. Борисов из-под стражи бежал. Ваш повелитель не ведает, что его секретарь – сын преступника и сам преступник, поскольку скрывает правду.
Дмитрий, повиновавшись жесту хозяина дома, во все глаза смотрел на обвинителя, пока тот говорил, потом опустил голову:
– Я не знал…
Юный советник и второй секретарь правящего архиепископа вдруг стал похож на провинившегося мальчика.
– Теперь знаете. Советую вам подумать над нашим предложением. Карета вас ждёт.
– Может быть ещё чашку кофе? – как ни в чём не бывало спросила графиня.
Глава IV. За минуту до беды
Отслужив вечерню в придворной Конюшенной церкви, епископ возвратился в Лавру. Усталую свиту отправил по койкам. Заглянул в комнату второго секретаря. Тот ещё не возвратился с ужина у вице-канцлера. После прогулки в Летнем саду они виделись мельком. Пётр Негош по просьбе Нессельроде отпустил своего советника на весь вечер. Милутинович лечился от простуды у себя под одеялом русским национальным напитком. Видимо, подлечился основательно, так как прислуга слышала пение из-под одеяла, пока больной не уснул.
Господарь, сменив иерейское облачение на лёгкую рясу, расположился в кресле у окна. Белой ночью без лампады особенно читался Пушкин. Томик его стихотворений, приобретённый в Варшаве по пути в Петербург, всегда был под рукой. Раскроешь книжку – и переселяешься в иные миры.
Вдруг почувствовал беспокойство. Прислушался – что-то происходило за стеной, в комнате Каракорича-Руса. Негош вышел в коридор. Дверь в соседнюю комнату оказалась приоткрытой. Оттуда раздался металлический звук. Правитель не стал медлить.
Дмитрий сидел во фраке на кровати, обхватив голову руками. Рядом лежал дорожный пистолет со взведенным курком, на ночном столике – исписанный лист бумаги. Первым делом епископ завладел оружием, потом склонился над бумагой, торопливо исписанной рукой секретаря. Прощальная записка была адресована Петру II Негошу. В ней сумбурно и коротко пересказывалось то, что поведал автору записки министр его императорского величества о Петре Борисове, ставшем Каракоричем. В приписке содержалась просьба простить его, сына русского офицера, за невольную ложь.
– Мне нечего тебе прощать, друг, – сказал правитель, сжигая признание на огне спички в камине. – Ложь бывает только вольная. Что касается твоего отца, эти сведения необходимо проверить. В любом случае, никакой вины на тебе нет. Возьми себя в руки, умойся.
Дмитрий с несчастным выражением на юном лице, повиновался. Долго плескался, сморкаясь, за ширмой, где стояли таз и кувшин с водой.
Наперсники проговорили всю ночь. Каракорич-Рус в мельчайших подробностях, передавая речь управляющего внешнеполитическим ведомством России и реплики его неофициальной «соуправительницы», поведал об ужине.
Сначала ухватились за мысль разыграть лицемера. Советник Негоша якобы принимает предложение